Тоннель

— Ну пожалуйста. Там папа, наверное, волнуется. — И, даже пока говорила, уже понимала, что причина эта дурацкая и сама она дура. Тупая уродская дура.

— Нельзя, — сказала большая женщина. — Я сама. А папу я приведу твоего, поняла? — и стала такая же, как все остальные. Противная и чужая. — Иди, сядь на место. Давай-давай, быстренько.

Можно было отпихнуть ее, пробежать к выходу и что-нибудь там нажать. Какая-то наверняка же там была кнопка, чтоб открывалось изнутри. Но женщина взяла ее крепко за плечи и втолкнула назад, в комнату к обезьяньему старику. Тот сразу отпрыгнул, как будто она была заразная. Как будто все там, в тамбуре, были заразные, и крикнул, вытянув желтую шею:

— Стоматолога первого, я сказал! И без проебов мне чтобы больше! Ворвутся в шлюз — с ними там все останетесь! — а после растопырил пальцы и быстро застучал ладонью куда-то в стену, как если бы в первом стуке был не уверен.

Дверь в тамбур вздохнула и закрылась. Старик повернулся и в первый раз посмотрел на нее в упор, как если бы только заметил.

— Компьютеры учила в школе? Компьютеры, говорю, учила?

Глаза у него тоже были желтые.

Когда погас райский свет и в тамбуре снова наступил полумрак, ополченцы набрались-таки смелости и переглянулись — коротко, но с пониманием. У адской начальственной бабы и рябого мужика оказалось все же свое начальство, повыше, каковое, начальство, только что осталось за дверью, а значит, прозвучала команда «вольно», хоть вслух ее никто и не произносил.

Однако облегчение длилось недолго. Баба закатала рукав и глянула на часы.

— Собрались, — сказала она. — Выходим. ПОНЕДЕЛЬНИК, 7 ИЮЛЯ, 23:45

— ...В общем, идея довольно безнадежная, — сказал Митя. — Да идиотская, скорее всего, — но видно было, что идея очень ему нравится и как ему хочется, чтоб его о ней расспросили.

А никто не расспрашивал. Ни свихнувшийся крошка доктор, ни юный лейтенант, который явно желал одного — успеть-таки окучить свою кудрявую Барби и чтоб их оставили в покое. Ни тем более водитель Газели в резиновых тапках, который просто не понял ни слова. Так что к микроавтобусу отправился один только Патриот, и даже тот шагал молча, угрюмо, как если бы раздумывал уже, не догнать ли своих.

— Даже говорить пока не о чем, наверно, — сказал Митя.

Спина у него так и не высохла, джинсы снизу были пыльные и совсем обтрепанные. Выбросить давно пора эти штаны, подумала Саша и тут же, мгновенно рассердилась. На себя, на тупицу Патриота, но сильнее всего — на Митю, который снова непостижимым образом был собой доволен. Вот прямо сейчас — доволен и вертел головой, высматривая чертов микроавтобус, как киоск с мороженым.

— В общем, такое дело, — сказал довольный собой, оживленный Митя, который опять придумал, как все поправить. — Они же силовой кабель закоротили, так? Обычное короткое замыкание. На выходе причем, в самом конце. Ну не один же тут кабель, правильно? Не должен быть один. И если отключить поврежденный участок, например...

«Столичная» была мерзкая, даже мерзее похоронного «Абсолюта», и совсем не помогала. Наоборот, мутило от нее только сильнее. Грустная балерина из Кайен встала уже, наверное, в очередь и рассказывала про свой химфак и дедушку замдекана.

— …Если понять, как у них цепь тут устроена, и отрубить поврежденный участок, то можно поднять систему. Понимаешь? Включить все обратно.

— Зачем? — спросила Саша.

Митя обернулся и сразу немножко погас. Оба они обернулись и смотрели так, словно забыли, что она здесь.

— Зачем? — повторила Саша.

Лица у обоих сделались одинаковые. Обиженные, как если бы она раньше времени задула свечки на торте. И она спросила бы что-нибудь еще, например — как это у тебя получается, Митенька, как это ловко так у тебя выходит. Но теплая водка стояла прямо у горла и жгла ей нёбо, и даже наклониться, чтобы пристроить куда-нибудь пакостную бутылку, тоже оказалось нельзя.

— Ладно, пошли, — наконец сказал Патриот. — Вон он, по ходу, фургон. ПОНЕДЕЛЬНИК, 7 ИЮЛЯ, 23:46