Тоннель

Полный самых нехороших предчувствий лейтенант покосился на свою новоиспеченную начальницу. Он вспомнил бетонные ворота с цифрами 0-60, пустой кусок тоннеля, похожий на безлюдную улицу из старого кино, и как человек с разбитым лицом, улыбаясь, протянул ладонь за ключом от наручников. И отчетливо, ясно понял, что улыбку эту не хочет видеть больше никогда, вообще, и ни в каком штурме Газели поэтому участвовать не станет, даже если кошмарная баба примется жрать его живьем. И что если ему придется-таки сегодня, в последний день его безрадостной службы еще раз вытащить пистолет, он сделает так с одной целью — чтобы его наконец оставили в покое. Чтобы ни сука в мужском пиджаке, ни змеиный дед из Майбаха, ни даже дядька из Тойоты со своей миленькой дочкой не затянули его обратно в душный чужой сценарий, который — и в этом он был абсолютно уверен — закончится для него так же, как для толстяка-капитана. Он должен был умереть еще там, у ворот, и жил теперь запасное, дополнительное время благодаря случайному решению, которое принял наугад, не думая. И менять в этом хрупком раскладе ничего было нельзя, потому что новая реальность, в которой он, лейтенант, не умер, была еще совсем ненадежная и не затвердела до конца. А та, прежняя, только и ждала повода, чтобы подловить его и все вернуть на место.

Тишина снаружи густела. Лысоватый мужик кашлянул и переступил с ноги на ногу.

— Так я не понял, — сказал он. — Мы как, воду идем искать?

Старлей сжал зубы и приготовился, но сука из Мерседеса даже на него не взглянула.

— И не только воду! — громко сказала она и полезла вон из машины, встала на подножку и простерла вперед руку, опять сделавшись похожей на памятник Ленину, только без лысины, бороды и голубиного дерьма. — Нам нужна не только вода! Мы проверим все, я повторяю, все подряд грузовики. Вскроем каждый, поймем, какими ресурсами располагаем, и необходимое реквизируем законно, составим акты и будем распределять! Поровну, справедливо!

Эта без сомнения ленинская и по сути, и по всем прочим признакам речь (Мите показалось даже, что женщина-Мерседес в эту минуту немного, самую малость картавит) произвела на слушателей впечатление самое благоприятное. На пятнадцатом часу заточения идея раскулачить какие-то безымянные грузовики больше не казалась спорной и несовременной. Многие захлопали, кто-то весело свистнул. Господи, если бы Сашка способна была сейчас засмеяться, насколько бы стало легче. Он поискал жену глазами и не нашел. Толпа стояла бодрая, одинаковая и безлицая, как армия.

— Мы начнем с этого конца и пойдем к началу! — гремела тем временем женщина-Мерседес. — Чтобы никого не пропустить, по порядку! Вот оттуда!

Она развернулась и решительно, как полководец, указала на самый хвост колонны, где, зажатый со всех сторон низкорослыми легковушками, торчал высокий белый фургон польского рефрижератора. ПОНЕДЕЛЬНИК, 7 ИЮЛЯ, 13:28

Маленький таксист из Андижона легко выпрыгнул из фургончика с логотипом «OZON доставка», отвернул рукав и снова посмотрел на часы. Он отставал от графика уже на двадцать минут, а тоннель все никак не заканчивался, и это его злило. Он сердился на идиотов, которые перестали помещаться в собственном городе и застроили его так, что им пришлось целыми километрами загонять свои дороги под землю. На русского с чужой кровью на рубашке, которого не надо, нельзя было пускать в машину. На себя за то, что все-таки открыл ему дверь, три часа сносил его наглую болтовню и не убил, хотя мог, и не просто мог — хотел. Никогда еще ему не хотелось убить человека, а вот этого, с веселым голосом и мертвыми пустыми глазами, в самом деле нужно, правильно было убить, и он чувствовал это с самого начала, но себе не поверил, пока снаружи не постучалась девочка из Тойоты. Но и потом — не убил и даже не отобрал пистолет, а наоборот, оставил его с мальчишкой и послушно отправился выполнять его план. И это, пожалуй, сердило андижонца сильнее всего: придуманный русским план был хорош. Прост и логичен настолько, что не было смысла спорить и выдумывать другой. И времени спорить не было тоже.

Он быстро шел между рядами автомобилей, заглядывая в окна, рассматривая лица. На него не обращали внимания, он был невидимка, пожилой темнолицый мигрант, который отбился от стада, или сбежал от сволочи-бригадира, или просто решил размять ноги и заодно поглазеть по сторонам. До тех пор пока он не нарушал эту границу и не заговаривал с ними, его как будто не было вовсе. А вот потом все менялось, и, хотя каждый раз складывалось по-новому и не похоже, он уже научился угадывать, в какую сторону повернется разговор, в первые несколько секунд. Сразу, как только произносил свою первую реплику и его наконец замечали. И по тому, как взглянул на него сейчас водитель белоснежного Ниссана Кашкай, таксисту из Андижона стало ясно, что здесь он потеряет не меньше пяти минут, причем еще до того, как поздоровался и задал свой вопрос:

— Ты мусульманин, брат?