Топор Ларны

– Ким, мы обе хороши, – вздохнула Марница. – Мы два репья, и оба на твою больную голову… мы без тебя пропадём. Сперва передеремся, а потом и вовсе сгинем. Я ведь по уму сказала и верно: нельзя твоей сестре жить в Горниве. Я хоть и не самая законная, но шаару дочь. Здешние нравы знаю. Без дома и родни, без знакомых да соседей, молодая, собой недурна… Как приметят, в один день доведут до сборного двора моего братца. Оттуда или в дом его, там девки часто меняются. Или уж прямиком в порт. Если бы в иное время мы встретились, пока я в силе была, пока батюшка меня слушал, пусть трижды он рыбий корм вонючий, но все же не без ума человек и краю – хозяин… Только теперь я сама в бегах. Дом мой спалили, а что с людьми стало, которые у меня служили, и подумать тошно. Нельзя нам из леса выходить да в город шагать без опаски. Совсем прогнила Горнива.

– Кимочка, – вторая спорщица жалобно ткнулась в плечо брата. – Кимочка, так разве я что сказала? Куда надобно, туда и пойдем. Мы не всерьез шумим, по непутевости только… Тебя да страфа не поделили. Ей не любо, что Клык мне лапу даёт. А мне непривычно, что тебя кто-то еще нечужим числит.

– Ловко придумала сказать: непутевые, – улыбнулся Ким, гладя темные волосы сестры. – Как есть дитятя… Сядь вон на плащ. Я набрал ягод. И грибов. Почистишь? Вот и славно, вот и ладно. – Ким быстро вытряхнул на тряпку грибы и стал оживлять потускневшие угли. – Имя тебе Марница выбрала замечательное, а ты, негодница, ей и спасибо не сказала.

– Все знаешь, – улыбнулась сестра.

– Теперь уж не все, но кое-что, – подмигнул Ким. Сделался вполне серьезным и добавил: – Права она, недобрый здесь край. Лес о беде шепчет. Пожалуй, надо нам к берегу идти. Тебе следует глянуть на море. Сперва только глянуть… Много тут понапутано, старыми узлами затянуто да новыми колтунами пообросло, уж рваных ниток – и не счесть. Без понимания тронешь одну – того и гляди, сама канва разойдется. Надобно первым делом понять: что в мире меняется? Не зря дед Сомра это время выбрал, не зря… Перемены же всякие, мыслю я, без выров не стронутся. То есть опять же, дорога наша к ним ведет, к ним да к морю.

– Нитки, узлы… О чем вы сейчас говорили, я и не стану уточнять, – рассмеялась Марница. – К морю – это ясно. Хорошо же, проведу, мне удобно да интересно. Путь понятный, от опушки он начинается и большим трактом к городу Устре бежит. До ответвления тракта на Устру десять переходов, если без лени шагать. Там уже станем думать: либо оттуда направиться главным прибрежным трактом на юг, к кландовой столице Усени, это значит через Ожву. Или шагать к северу, на Хотру.

– Маря, ты на меня не сердишься? – вскинулась сестра Кима, заметив, что женщина сосредоточенно собирается куда-то. – Ну, Маренька, я не со зла, я не умею злиться, просто так складно сказалось – про репей…

– Маря? – шевельнула бровью Марница. – Ты что, всем имена переиначиваешь под свой вкус? Ладно, пусть Маря, хотя меня так не звал никто вне мамкиной избы… Все не Монька. Не сержусь. Тут недалече у меня припрятаны пергаменты. Мы с Клыком сбегаем да из-под камешка их и выгребем. Не то, чтоб я всерьез верила в справедливость кланда. Но братцу любимому хочется воздать по делам его. Изведёт он людей, власть прибрав к рукам, как есть изведёт, вовсе нет в нем души. И жалости нет, и даже опаски перед наказанием. Всего не изменить, но опаску-то я в него вселю. Попритихнет, никуда не денется. Даже если откупится от большой беды.

Марница поднялась, щелкнула языком, подзывая страфа. Зашагала прочь от поляны, присматриваясь к приметам, выученным наизусть. Клык то бежал впереди, то оглядывался и тревожно клокотал: нельзя оставлять новых друзей без присмотра.

– И ты на их доброту попался! Самый, оказывается, надежный крюк – доброта, – усмехнулась Марница. – Безотказный даже. Маря… Слышь, Клык? Я теперь снова Маря, как в детстве. А что? Милое имя, даже приятное. За такое и отплатить не грех. Зря я, что ли, у батюшки пергаменты стащила? Справлю им документы, настоящие, без обмана. Хоть малая надежда, что пройдем до берега тихо. – Марница вздохнула, зло стряхнула слезу и взялась торопливо искать платок. – Мой двор сожгли. И не вернуться, не глянуть, что да как. Ждут меня там, крепко ждут, я брата знаю. Вернусь – всех под беду подведу. Не вернусь – сама без сна останусь. А ну, как людей моих уже гонят в порт? Клык, плохо мне, муторно… Душа болит. Всех помню и по всем болит. И ты помнишь. Фоську-повариху, твоего прежнего пастуха, моего управляющего… Дети у него, дочке седьмой годик. Жена красивая, молодая.

Марница всхлипнула и шумно высморкалась. Страф огляделся в поисках близкой беды, на всякий случай опустил голову и зашипел, угрожая невидимому врагу, расстроившему хозяйку.