Генрих Грамотей установил английский рекорд, просидев на троне тридцать пять лет. Побить его удалось лишь через четыреста с лишним лет Елизавете Первой, царствовавшей сорок пять годков. Никак нельзя сказать, что его правление отмечено какими-то выдающимися свершениями, но при нем не было ни серьезных провалов, ни особенной тирании.
Англичане относились к Генриху с симпатией еще и оттого, что он женился на принцессе Мод, дочери шотландского короля Малькольма и родной сестре Эдгара Этлинга, не раз упоминавшегося на этих страницах. В ее жилах текла кровь древних саксонских королей, так что дети Генриха были наполовину саксами.
Женитьба эта изрядно рассердила как раз нормандских баронов, считавших, что королю следовало бы выбрать дочь одного из них, а не связываться с аборигенкой. Некоторые из них по привычке, совершенно буднично подняли мятеж. Генрих по сложившейся уже практике напустил на них англичан, и те быстренько разъяснили баронам, что бунтовать нехорошо.
В общем, царствование выдалось спокойным и благополучным. Именно при Генрихе началось сближение саксов и нормандцев, в конце концов слившихся в единый английский народ. Между собой роднились в первую очередь не бароны и уцелевшая саксонская знать, а простые люди. В Англию со времен Вильгельма Первого нахлынуло немало нормандских переселенцев, уже не завоевателей, а простого народа, искавшего за проливом лучшей доли. Главным образом это были городские ремесленники, хотя хватало и свободных крестьян.
Генрих усилил «федеральный центр», расставил на местах королевских чиновников, отрезавших часть власти у баронов. В своих владениях феодалы по-прежнему могли судить почти любого мирянина, будь он зависимым или свободным. Однако в королевских судах графств и округов, бывших вне их юрисдикции, действовала система старых саксонских законов. Так что хронисты отзывались о Генрихе хорошо: «Добрый он был человек, и очень его чтили. В его времена никто не смел причинить вред другому». Вместо прежнего прозвища Генрих получил другое, Лев Правосудия, чем, должно быть, гордился. Этот не самый худший король много лет просидел на престоле.
Кровавое танго
Наследников мужского пола у Генриха не оказалось. Один его сын умер во младенчестве, другой юношей утонул при кораблекрушении. Была только дочь Матильда. Во Франции того времени в том, что касалось престолонаследия, жестко действовал так называемый Салический закон, бравший начало еще от франков. Любители книг Мориса Дрюона должны помнить, что он сводился к чеканной формуле: «Негоже лилиям прясть». То есть женщины занимать французский престол не могли ни при какой погоде, даже если наследников мужского пола не оставалось.
Вообще-то у франков этот закон изначально касался исключительно земельных участков. Однако потом один из французских королей, желая избежать лишней конкуренции, велел своим законникам доказать, что он распространяется и на трон. В конце концов, разве королевство не является земельным участком? Персоны, получившие этот недвусмысленный заказ, конечно же, в два счета выполнили его. Сомневавшиеся типы помалкивали по глухим углам. Король был нрава не голубиного. Женщины во Франции оказались навсегда отодвинуты от трона.
Подобного закона в Англии не было. Не имелось и другого, разрешавшего возводить женщин на тамошний трон. Но уже в те времена был известен принцип «что не запрещено, то разрешено». Опираясь на него, Генрих назначил наследницей Матильду и потребовал у баронов ей присягнуть. Те нехотя повиновались королю, косясь на суровых ребят с луками выше человеческого роста, расположившихся поблизости и наловчившихся пускать самое малое по шесть стрел в минуту.
Матильда овдовела совсем молодой. Как тогда было в обычае, ее еще восьмилетней обручили с императором Священной Римской империи, а там и выдали за него замуж. Он умер. Трон был не наследственным. Нового правителя выбирала знать. Так она и поступила и в данном случае. Молодая вдова, как говаривали современники Пушкина, оказалась без места и была вынуждена вернуться к отцу. Правда, согласно законам того времени, титул императрицы остался за ней, но это приносило женщине лишь моральное удовлетворение, прибавляло немного почета.
Порой с этими титулами, которые носили люди, не имевшие реальной власти над данными территориями, дело обстояло самым забавным образом. Пару столетий из рук в руки переходило, а порой продавалось и покупалось почетное звание короля Иерусалимского. Это государство, как и несколько других, совершенно крохотных, основанных крестоносцами в Палестине, давным-давно прибрали к рукам и аннулировали сарацины, но титул остался, за него соперничали вельможи. Гораздо престижнее было зваться королем Иерусалимским, чем простым герцогом, каких в Европе пруд пруди. Отменен он был позже, когда стал вовсе уж смешным анахронизмом.