Топоры и стрелы

Отношения короля и парламента частенько бывали отнюдь не безоблачными. В первой половине XVII в. они обострились настолько, что парламент поднял парижан на мятеж против короля и его всесильного первого министра кардинала Мазарини. Королевской семье и кардиналу пришлось бежать из Парижа, а потом его самым форменным образом завоевывать.

Этим событиям частично посвящен роман Александра Дюма «Двадцать лет спустя». Несмотря на страсть к романтической трактовке скучноватой истории, весьма свойственной этому писателю, он довольно точно передает суть тогдашних событий.

Кстати, должности членов парламента самым законным образом открыто и официально продавались и покупались словно домик в деревне или породистая лошадь. Причем продавцов всегда было мало, а вот покупатели прямо-таки выстраивались в очередь. Понять их легко. Особых материальных выгод должность не приносила, но обладала одним бесценным достоинством. Точно так же, как нынешний депутат Государственной думы, член парламента обладал иммунитетом от всех видов судебного преследования. Его невозможно было достать ни посредством писаных законов, ни королевским велением. Так что народ толкался в очереди за полной неприкосновенностью. Нам с вами сие знакомо.

Точно так же и английский парламент довольно долго был не собранием депутатов, избранных народом, а чисто совещательным органом при короле, члены которого им же и назначались. На создание этого совета Генрих пошел отнюдь не добровольно и не от хорошей жизни. Настал момент, когда крайне обострились его отношения с баронами. Произошло это по двум причинам.

Первая – самое натуральное иноземное засилье, жутко злившее не только баронов, но и все слои общества. Генрих женился на принцессе Элеоноре Прованской. В те времена Прованс был независимым королевством, пусть и небольшим. После этого он призвал в Англию множество ее знатных земляков, вошедших в большую силу. Король раздавал им поместья и замки, назначал на придворные должности, ставил епископами и архиепископами.

Романтики считают, что он так поступал из любви к молодой очаровательной супруге. Прагматики же смотрят на это иначе. Они с большими на то основаниями полагают, что король попросту хотел окружить трон людьми, всем хорошим в жизни обязанными лично ему и никому больше. Эдуард Исповедник использовал для того нормандцев, а Генрих Грамотей – саксов, как уцелевшую знать, так и простых людей. Он регулярно спускал этих гончих псов на мятежных баронов.

Король оказался весьма неосмотрителен. Он несколько раз заявил публично, что английские бароны практически во всем уступают провансальским. Это понятно. Чужеземцы, щедро одаренные его милостями, служили ему исправно, чрезмерными амбициями не страдали и никогда не бунтовали. Однако спесивые английские бароны отреагировали на такие слова своего сюзерена весьма нервно.

Вторая существенная причина – дела финансовые. Ведь за кулисами большинства исторических событий кроется не романтика а-ля Дюма, а скучная экономика. В один прекрасный момент папа римский предложил Генриху престол Сицилийского королевства, который тот хотел заполучить не для себя, а для своего младшего сына Эдмунда.

Тут, правда, имелось крайне существенное препятствие. Этот престол еще нужно было завоевать. После того как пресеклась нормандская сицилийская королевская династия, его, как порой бывало, занял один из богатейших тамошних магнатов. Папа считал его насквозь нелегитимным, но новоявленного короля это ничуть не смущало, и добром он от трона отказываться не собирался.

Даже имея в кармане нотариально заверенное папское разрешение занять сицилийский трон, субъекта, сидевшего на нем, пришлось бы сгонять военной силой. Ну а любая война требовала, требует и требовать будет немалых денег. Чтобы собрать войско, Генрих обложил своеобразным подоходным налогом своих подданных, обязал их заплатить треть годового дохода. Причем это касалось не только неблагородных сословий, но и духовенства, и баронов.

Все они разъярились не на шутку. Эти люди почему-то ой как не любили, когда венценосец покушался на их карман. Они быстро создали мощную оппозицию, поддержанную всем народом. Когда это людям нравились новые налоги, да еще в тридцать процентов, как этот вот, сицилийский?

Вдобавок в Англии три года подряд был неурожай. Подобные климатические неурядицы позже стоили не только престола, но и самой жизни русскому царю Борису Годунову.

Генрих остался сидеть на троне живым и здоровым. Однако его многочисленные противники громогласно заявляли, что подобным нововведением он безбожно нарушает некоторые статьи Великой хартии вольностей, о которой в то время все еще хорошо помнили. У них получалось, что добрые англичане вовсе не бунтуют, а защищают конституционные свободы от королевского произвола и беззакония. Ну, в общем-то, дело примерно так и обстояло.