До этого вечера ей очень хотелось опять увидеть Марко, хотелось разобраться в своих чувствах к нему, но теперь она успокоилась. Подобного рода желания ей были непривычны, она уже давно дала себе обещание ни в кого не влюбляться, а замужество всегда считала ловушкой. Любовь – верная дорожка, которая рано или поздно приводит женщину к погибели.
Раньше она очень любила отца, но когда в первый раз увидела у матери синяки, он навсегда потерял ее уважение. Максин было тогда лет восемь, она плохо себя чувствовала и не хотела идти в школу. Мать настаивала, чтобы она оделась и все равно отправилась учиться, но она вцепилась матери в руку, умоляя оставить ее дома. Луиза поморщилась и закричала на нее. Позже, когда мать закатала рукава, чтобы вымыть посуду, Максин сразу все стало ясно. Заметив красноречивые фиолетовые и желтые пятна на предплечьях матери, она вспомнила, что это случается всегда, когда отец приходит домой поздно, от него пахнет спиртным, нос цвета луковицы, а лицо красное. Максин и раньше слышала крики за стенкой, но не понимала, что мать просто-напросто избивают. Обнаружив правду, Максин много раз засыпала вся в слезах.
Тогда-то Максин и дала себе клятву, что однообразная семейная жизнь, единственным развлечением которой бывают лишь ругань и мордобой, никогда не станет ее судьбой. Потом уже, когда она стала подростком, в ней проснулся ярко выраженный бунтарский дух, и она попыталась поговорить с матерью на эту тему, но та лишь шикнула на дочь и заставила замолчать. А потом сказала, что, когда они жили в Италии, все было по-другому. Тогда ее муж, Алессандро, был мягким, добрейшим человеком. На глупости у него не было времени, он усердно трудился на ферме, и, хотя работа напоминала каторжную, жизнь в семье была полноценной и радостной. Они были счастливы. Выпивал он в то время только за едой, да и вино тогда пили все, даже дети. Тяжело вздохнув, мать сказала: неприятности начались, когда Алессандро понял, что зря покинул родную землю; прошло много лет, но он так и не свыкся с этой мыслью.
– Когда кого-то любишь, ты просто любишь, и все, – печально сказала она. – Несмотря ни на что.
– Неужели? – ужаснулась Максин. – Несмотря ни на что? Ты позволяешь мужчине колотить себя?
В порыве раскаяния она жалела, что не смогла ничего сделать, чтобы помочь матери, но та сама придумывала оправдания своей ситуации и говорила, что все нормально. Для Максин этого оказалось достаточно, чтобы принять решение. Жена рожает детей, берет на себя основную тяжесть заботы о них, зачастую работает и вне дома, к тому же ходит по магазинам, выполняет всю домашнюю работу, присматривает за стариками и больными. А муж ею только помыкает. Нет, никогда. Это не для нее. Может быть, такова судьба ее матери – быть бессловесной рабой и молча терпеть все страдания, но у нее, Максин, судьба будет иной.
– Так почему же? – спросил Марко, возвращая ее в настоящее.
– Что «почему»?
– Почему твои родители уехали?
– Ты спрашиваешь меня об этом сейчас? – нахмурилась она. – Разве я тебе не рассказывала?
– Вообще-то, нет. А мне нравится, когда я вижу перед собой ясную картину.
– Это больше смахивает на допрос.
– Ты меня в чем-то обвиняешь? У нас тут не так много красивых американок, которым вдруг пришло в голову нам помочь.
– Родителям стало не хватать земли, чтобы прокормиться.
– И всего-то?
– Насколько мне известно, да.
– И ты хочешь увидеть, где вы жили раньше?
– Разумеется.
Он выглядел озадаченным.
– А разве ты не могла приехать сюда раньше, еще до войны, в мирное время?
– Да я говорила об этом с родителями, но они всякий раз убеждали меня не делать этого.
Он засмеялся:
– Ты не кажешься мне человеком, которого легко отговорить от задуманного.
– Да, ты прав.
Она помолчала, почесала за ухом:
– В конце концов я поехала без их разрешения. Вернее, сначала отправилась в Лондон, в качестве журналистки, без их разрешения. Им пришлось просто смириться, принять это как факт. На самом деле они не знают, что я в Италии. Меня инструктировали, что мои близкие не должны ничего знать.
– Но почему они не хотели, чтобы ты поехала в Италию еще до войны?
– Не знаю. Может, потому, что я была еще молодая, а может, потому, что не любят Муссолини.
– Это мне как раз понятно. – Марко поморщился. – Мы тут его терпим с тысяча девятьсот двадцать второго года.
Они помолчали.
– А про меня тебе разве не хочется узнать побольше? – спросил он.
Удивленная, Максин приподнялась на постели и посмотрела на него сверху вниз. Он протянул руку, чтобы пригладить ее волосы.
– Хочется, – ответила она. – Просто не хотела спрашивать… Я думала…
– Да, ты права. Мы приучили себя не раскрывать, кто мы такие на самом деле.
– Может, расскажешь, почему ты пошел в партизаны?
Марко потер глаза, а она снова легла и тесно прильнула к нему, положив ладонь ему на грудь – ей хотелось чувствовать, как бьется его сердце.
– Еще перед войной фашисты забрали моего брата, старшего. И больше мы его не видели.
– Да ты что? Какой ужас…