Тосты Чеширского кота

Вернувшись на склад, распил одну бутылку с коллегами из стройбата, а еще две поменял у них же на три автоматных патрона. Добравшись вечером до родной Первой Площадки и не обнаружив никого в кубриках, решил всех поразить и удивить. Вскрыл оружейку, благо ключ имелся на связке дежурного, брошенной возле телефона вместе со штык-ножом. Вставил все три патрона в магазин и, зарядив автомат, подкрался к кухне.

Подслушивал под окном, пока не услыхал подходящую реплику. Как художник, то есть человек не чуждый прекрасному, вступил в игру в полном соответствии сценическому моменту.

Далее Киплинг кончился и началась Советская армия.

– Пьете-жрете, значит без меня? – горько прошептал Вангог в форточку.

Тут его голова пропала, но вместо нее появился ствол АКМ и расстроенный художник дал короткую, в три имевшихся патрона, очередь, целясь в сковороду.

Вместе с грохотом автомата погас свет. Зазвенела какая-то посуда. Я оказался под столом, не понимая, как попал туда столь быстро. Кто-то сопел на мне. Я протянул в темноте руку и нащупал валенок.

Звуки начали постепенно возвращаться. Первое, что я услышал, была общая ругань и дикий смех Вангога снаружи.

– Мужики, все целы? – спросила темнота голосом Беса.

Начали откликаться. Лежавший на мне пошевелил валенком и пробормотал:

– Какой ход! Какая мизансцена!

Это был Станиславский.

Чиркнула спичка. Сизый зажег аварийную керосиновую лампу.

Вангог снаружи хохотал и заливался шакалом. Кажется, у него началась истерика.

Бес с Чебургеном и Сизый выбежали на улицу. Через окно мы увидели, как в свете прожекторов Вангог бросил автомат и рванул в тундру.

Товарищи настигли пьяного живописца и, повалив в снег, принялись пинать валенками.

– Да, неласково здесь относятся к художникам, – заметил мне уже пришедший в себя Станиславский.

– Посмотрим еще, что делают с режиссерами, – сказал я.

Царь Додон невозмутимо сидел на лавке, ковыряя что-то на столе. Он, похоже, единственный остался на месте и не спрятался при обстреле.

Лицо его выражало безмятежный покой.

– Однако, пуля вот здесь прошла, – сказал Додон.

На столе, возле сковороды чернела свежая кривая выемка. Из-за острого угла пуля, зацепив стол, изменила траекторию и ударила в выключатель, убив электричество.

Вторая застряла-таки в столе, и мы извлекли ее ножом и пассатижами.

Третью мы так и не обнаружили, хотя все слышали три выстрела, и пришедший в себя после профилактических побоев Вангог клялся, что патрона было именно три.

– Добро пожаловать на Площадку, – сказал нам Бес. – Небольшой праздничный салют в вашу честь. Настоящая служба скоро начнется.

И она действительно началась.

…Вечером на Площадку позвонил Панфил. Он уже заступил дневальным в своей новой роте.

– У нас просто Чили, – сообщил Панфил, – мослаемся по черному. Мы с Чучундрой дневалим. Завтра после наряда заходим на боевые дежурства. Джаггер уже на смене, за него землячок Чингачгук мазу держит. Ну, нас тоже прикрывает. Короче, Бабай, жить можно. А вы с Кроликом как?

Я рассказал.

Панфил помолчал и заявил, что комментировать такое он не может, а лучше прочтет стихи.

– Валяй, – сказал я, – привет пацанам!

…Последний месяц – как с ума сошел,По комнатам брожу я вечерами.А все прекрасно, тихо, хорошо.

Но нет покоя, это – между нами.Я помню зону вечной мерзлоты,Где побывал. Ведь побывал, ей-богу,И те места, где не был даже ты,Опять зовут, зовут меня в дорогу.Я вспоминаю север, где ветра,Где белой ночью – солнце словно рана,Где различаешь друга и врага,Где мокнет тундра в молоке тумана.Собраться снова? Все переменить?Но нет – я слишком многим здесь привязан.

Куда, куда? Я начинаю пить,Хоть раньше я с тоски не пил ни разу.Опять, опять по комнате хожу.Пылает мозг, а сердце бьется вяло.Жду перемен. Не действую, а жду.И времени осталось слишком мало.

17

…Снег оставался только в распадках. Тундра покрылась мелкими бледно-пестрыми цветами и мхом. Ночь почти сошла на нет, а день продолжал прибывать.

Сизый и Вангог дембельнулись.

Мы дежурили шесть-через-шесть. То есть шесть полных часов проводили на боевом посту, за пеленгатором, а затем шесть следующих часов отдыхали. Во время отдыха можно было спать, есть, мыться, общаться, писать письма, стирать и сушить форму. Нужно было выполнять поручения и приказы командира и присутствовать в обязательном порядке на политзанятиях.

Занятия и политинформацию проводил дважды в неделю Дядя Ваня, приезжавший из части на дежурном уазике.