Мы начали смену. Я сидел за своим постоянным вторым постом. Кролик занял третий, Чебурген и Царь Додон соответственно четвертый и пятый дополнительные. На первый, основной пост, уселся прапорщик Самородко по кличке Золотой.
В пеленгации он смыслил не очень, но вид имел лихой и бесшабашный, словно тоже говоря: «Не посрамим!».
В эфире было тихо. Изредка выходили на связь наземные станции, пеленги которых мы знали наизусть.
– Хорошо сидим, – сказал Кролик. И сглазил, потому что тут все и началось.
Разом вышли в эфир станции начальников штабов. Дали первые рапорты транспортники. Чередой пошли доклады истребителей-бомбардировщиков и дозаправщиков. Небо над Европой закипело.
Мы начали потеть. Команды со Второй Площадки шли ежесекундно. Микрофонщики швыряли нам частоты, как жонглеры мячики. Мы возвращали им пеленг за пеленгом.
Начались доклады о дозаправке в воздухе. Супостаты тренировались всерьез.
– Во Франкфурт они пойдут, там у них полигоны для бомбометания, – сообщил нам опытный Чебурген.
Вокруг постов слоями плавал сизый папиросный дым. Зелеными пятнами в полумраке светились окна осциллографов. Стоял ровный шум, сотканный из обрывков английской речи, команд микрофонщиков, наших пеленгов и гудения аппаратуры.
Героическую симфонию затейливо пронизывал лейтмотив в сольном исполнении прапорщика Самородка, который поддерживал нас морально, вычурно матерясь. Словом, атмосфера была дружная и боевая.
Но вот самолеты начали давать рапорты о завершении бомбометания и возвращаться на базы. Мы пеленговали их азартно и зло, с таким чувством, которое видимо, бывает только на настоящей охоте – желанием не дать уйти зверю.
Главная часть учений завершилась, эфир снизил активность.
Нас сменили, и мы отправились отдыхать с ощущением честно выполненного долга.
Часа через четыре нас разбудили вопли майора Пузырева.
– Что случилось? – удивился я.
– Без понятия, – ответил Кролик, торопливо застегиваясь.
– Однако сердится командир, – невозмутимо заметил шустрый Царь Додон. Он успел одеться раньше всех.
– Пузырь не сердится, он просто охренеть в какой ярости, – пояснил нам Чебурген, знавший майора гораздо лучше нас.
Пузырь проверещал:
– Бегом в Техздание!
Мы побежали, а он за нами, не переставая кричать что-то нечленораздельное. В Техздании мы построились и сделали выражение лиц «готовы ко всему».
Майор Пузырев бегал перед строем, забрызгивая нас слюной. Постепенно из его воплей начали вылупливаться отдельные понятные слова, в основном: «ублюдки», «тупожопые макаки», «замполитово семя» и «дисбат».
Пузырь бил каблуками в паркет, словно танцуя чечетку, размахивал руками, выкатывал глаза. Вообще было впечатления, что он юродивый и вот-вот помрет от апоплексического удара.
Пытаясь как-то разрядить атмосферу, я прямо из строя спросил:
– Что случилось, товарищ майор?
Вопрос мой, в общем-то невинный, произвел действие прямо противоположное.
Пузырь затрясся уже совершенно непотребно, речь его спуталась окончательно и он, в полном исступлении, принялся нам швырять в лица какие-то бланки.
Это действие его как-то успокоило, поскольку он сумел довольно внятно прохрипеть:
– Сгною всех, сучьи дети! Вы что творите? Вы где пеленгуете, твари заморские?
Тут он снова задохнулся, а после, переведя дух, закричал:
– Это, мудилы хероголовые, засечки к вашим вчерашним пеленгам! Оперативники прислали. Посмотрите, сракопуталы, что вы напеленговали вчера к херам собачьим. Разойдись!
Мы дрожащими руками собрали бланки с пола и бросились к карте.
Картина получалась более чем нелепая. Судя по нашим пеленгам, бомберы НАТО вчера успешно сбросили свой адский груз на Москву и Московскую область.
– Не может быть, – прошептал побледневший Чебурген, – это что? Война?
– Нет, млядь, это не война, это ваши едрические пеленги! И твои, рядовой Чибурахин, в частности, – и Пузырь снова простучал по паркету злобную чечетку.
Чебурген встал по стойке смирно. Опустил очи долу. Всем своим видом изобразил раскаяние и горькую печаль.
– Товарищ майор, – сказал он, – простите нас, пожалуйста, за то, что мы вас посрамили. Обещали не посрамить, а сами вот взяли и посрамили…
Я понял, что Чебурген не так прост, как кажется.
Пузырь от слов Чебургена прекратил свои пляски, подбежал к стальной аппаратной стойке, пнул ее дважды и скрылся у себя в кабинете, выбив дверью облако пыли из косяка.
Сквозь толстую дверь было слышно, как майор отворил сейф, звякнул чем-то стеклянным. Через пару секунд утешительное бульканье завершилось аккордом мощного, как орудийный залп, глотка и все стихло.
– Ничего, может быть это не ошибка, может быть просто предвиденье, – утешал меня по телефону Панфил. – Может, когда-то и правда, разбомбят они Москву, и все поймут, что вы так всех предупреждали. Плюнь на все, Бабай. Жизнь коротка, искусство вечно. Лучше послушай: