Тот, кто держит за руку (СИ)

И я думаю вот уже сутки, сутки как думаю и сопоставляю: например, я понимаю теперь — пусть это и звучит невероятно — почему порой мне кажется, что я знаю о Марке такие вещи, знать которые я просто физически не могла бы, или испытываю в его присутствии такие чувства, наличие которых претит любым рациональным доводам рассудка. И я понимаю теперь, что неким иррациональным, почти сверхъестественным образом я помню все его разговоры, ведомые им со мной в коме: я помню, какой кофе он предпочитает и что, наоборот, вызывает у него отторжение: например, японские суши (его от одного вида оных уже «чуток подташнивает»), еще я знаю, что у него конфликт с родителями и страсть к собиранию марок… Не могла же я просто взять и все это себе напридумывать?

Звонок в дверь выхватывает меня из собственных мыслей, и сердце тут же срывается на бешеный перестук. Невесомо ступая, подхожу и прикладываю ладони к дверям — я точно знаю, кто за ними стоит.

Ханна, я знаю, что ты дома. Открой, пожалуйста! — голос Марка. — Я должен многое тебе объяснить.

«Должен» — это правильное слово. Он должен мне объяснить — я должна выслушать… Только страшно. Так страшно, что легче трусливо спрятаться, забившись в самый темный угол… Только не существует такого угла, который укрыл бы нас от собственных мыслей! Я щелкаю замком.

Ханна, — на выдохе произносит Марк, заслоняя дверной проем. — Спасибо, что открыла мне.

У меня был выбор?

Выбор есть всегда, — одаривает он меня невеселой, полной тревоги улыбкой.

Банальная фраза.

Ты права.

Прохожу к дивану — мой гость следует за мной. Мы стоим, не решаясь поднять друг на друга глаза… Наконец Марк произносит:

Прости, что не сказал тебе сразу… Ты бы просто не поняла.

Я и сейчас не понимаю, — парирую жестче, чем собиралась. — Все то время, что я пела дифирамбы Маттиасу, считая его своим таинственным Голосом, вы с Мелиссой все знали и позволяли мне пребывать в неведении. А потом и вовсе допустили мне считать себя безумной фантазеркой, придумавшей некий эфемерный образ, идеал, фикцию… Тебе следовало сразу признаться мне, — укоряю я Марка в сердцах. — Это уберегло бы нас от многих недоразумений.

Тот выглядит виноватым, и это мне нравится. Разве я одна должна претерпевать все эти адовы муки?

Считаешь, скажи я тебе тогда после пробуждения «Ханна, это не Маттиас, а я был твоим таинственным собеседником», ты бы послушалась меня? — вскидывает он на меня свои серо-голубые глаза. — Думаешь, не обозвала бы меня лжецом и пронырой, неизвестно откуда взявшимся недотепой? Думаешь, мы бы сразу сдружились и все у нас было бы лучше некуда? — жестко сжатые губы углубляют ямочку на его подбородке.

Я сникаю, признавая правоту его слов. Я бы ни за что не поверила ему тогда… Он видит, как опускаются мои плечи и его выражение лица смягчается:

Я уже говорил тебе, Ханна, что не планировал врываться в вашу жизнь и усложнять ее своим присутствием, пусть даже незначительно, но так получилось… И я хочу рассказать, как это вышло. Помнишь, я обещал тебе сделать это однажды. Теперь, думаю, самое время, — Марк легонько подталкивает меня, помогая удобнее усесться, а потом и сам присаживается рядом. Не могу противиться глубине его глаз, хотя знаю, что так или иначе мне придется это сделать. Но почему бы не позволить ему для начала высказаться… Я никуда не тороплюсь. — Не знаю, как это правильней сформулировать, Ханна, только сейчас, оглядываясь назад и анализируя всю свою жизнь, я отчетливо вижу, что никогда не жил собственным умом, — начинает он тихим, нерешительным голосом. — Всегда по чужой указке… по родительской указке, и ведь что странно, я даже не замечал этого. Отец постоянно твердил, что я должен продолжить семейную традицию и стать врачом, не то, чтобы я не хотел этого, нет, но, возможно, если бы мне был предоставлен выбор, я бы мог стать кем-то другим: не посредственным терапевтом в заштатной больнице, а, скажем, талантливым ветеринаром, — мы невольно улыбаемся друг другу. — Всегда любил животных больше людей. Но выбора мне не дали… Потом появилась Вероника, и между нашими семьями как бы негласно было решено, что мы непременно будем вместе и даже непременно сыграем пышную свадьбу. Думаю, так бы все и случилось, не встреть я тебя, Ханна… — это признание не делает его счастливым, я это вижу. Кроме того, упоминание некой Вероники не делает счастливой и меня тоже… — Пусть это звучит высокопарно, но ты помогла мне переосмыслить всю мою жизнь.

Не думаю, что это правда, Марк.

Он невесело, почти с горечью хмыкает и качает головой: