Белые Марковы розы, преподнесенные мне Маттиасом в день выписки из клиники, превратились в цветочные мумии, и я с болью в сердце заменила их этими гладиолусами — как будто бы избавлялась от последних следов пребывания Марка в нашем доме.
Можно ли полюбить кого-то так сильно всего лишь за неделю?
Иногда, говорят, хватает и взгляда… а у нас был целый месяц почти магического — почему нет? — общения в клинике. Женщина в коме и ее пылкий поклонник! Я улыбаюсь. Все это звучит, как роман…
Ханна, — окликает меня старческий голос. Я оборачиваюсь.
Фрау Ридель? Доброе утро.
Старушка нынче облачена в сиреневый кардиган и в сиреневый же берет, ручной вязки, как я полагаю.
Подарок, — говорит она мне, заметив мой интерес к своему головному убору. — От подруги. Мы можем поговорить?
Я как раз выходила из детского садика, куда отвела Ёнаса поутру, и эта нежданная встреча разжигает мое любопытство, хотя я практически уверена, что говорить мы будем о Марке. Ну что ж, так тому и быть.
Пройдемте немного в ту сторону, — старушка указывает по направлению детской площадки, которая в это время дня обычно пуста, — там есть где присесть. Мои ноги нынче не те!
Мы молча пересекаем проезжую часть и движемся в указанном направлении.
Прекрасные деньки, — восторгается моя спутница, — одни из последних в этом году. Так называемое, бабье лето! Спешите насладиться им до следующей весны. — Потом она бросает взгляд на мой округлившийся живот и спрашивает: — Так когда у вас срок? Декабрь- январь, я полагаю?
Да, январь четырнадцатого.
Уже знаете, кто у вас будет?
Еще нет, хочу сделать себе сюрприз.
Та одобрительно кивает головой, и мы наконец добредаем до первой же лавочки, на которую и садимся.
Хотела поговорить с вами о Марке, — сразу же берет она быка за рога. — Да, думаю, вы и сама об этом догадываетесь, — она смотрит на меня впритык. — Мальчик влюблен в вас, и сейчас он несчастен.
Я прикрываю глаза, словно этим можно изменить сам факт услышанного.
Фрау Ридель…
Ханна, я все понимаю, — похлопывает она меня по руке. — Понимаю, что вы замужем и ждете третьего ребенка, понимаю, что Марк младше вас и выглядит сущим мальчишкой… Но я все равно хочу, чтобы вы знали: он, действительно, любит вас, и это не просто какой-то каприз, Ханна, это нечто большее. Думаю, вы и сами это чувствуете…
Фрау Ридель, — наконец могу ответить ей я, — если вы все так хорошо понимаете, то должны понимать также, что этот наш разговор не имеет ровным счетом никакого смысла. Я, как вы сами и сказали, замужем — и больше здесь не о чем говорить. Что бы я не чувствовала к вашему внуку, все это не играет никакой роли… У меня есть семья и этим все сказано.
Старушка внимательно вслушивается в каждое мое слово и даже кажется вполне удовлетворенной, словно я только что не отвергла ее любимого внука, а, наоборот, поддалась всем ее увещеваниям.
Так значит чувства есть? — ее глаза так и искрятся тайным довольством. Она похожа на любопытного воробья, выпрашивающего у меня хлебные крошки.
Фрау Ридель, — с тонким укором в голосе произношу я. — Я только что сказала вам, что я замужем…
Значит, есть, — удовлетворенно констатирует она, продолжая искриться лукавым восторгом. — Иначе бы вы так и сказали. Но вы не можете… Ханна, — она снова делается чуточку серьезнее, — ваше сердце знало ответ еще прежде, чем об этом догадался ваш разум.
И что это должно значить? — опасливо интересуюсь я, слегка подаваясь назад.
Это значит, что еще будучи в коме, вы уже выбрали моего мальчика, — и более таинственно добавляет: — Ваше ЭКГ сообщило нам об этом.
Теперь я действительно улыбаюсь, думаю именно так улыбаются безумцам, чтобы не смутить их своим недоверием. Фрау Ридель безумна? Судя по ее последним словам — это стопроцентный факт.
Простите, — я с осторожностью подбираю слова, — я правильно поняла, вы сейчас утверждаете, что моя электрокардиограмма сообщила вам о том, что я влюблена в вашего внука?
Старушка улыбается и кивает головой. Она определенно наслаждается эффектом от произнесенных ею слов…
Вы, моя милая девочка, сейчас думаете, что старая женщина, сидящая с вами на этой скамейке, выжила из ума, не так ли? У вас есть все основания так думать, я понимаю. Но иногда с нами происходят странные, необъяснимые вещи, которые мы просто должны принять на веру… Спросите об этом Марту, вашу медсестру, ту, что ухаживала за вами в клинике. Уверена, она расскажет вам много интересного о вас самой…
Мне кажется, что я превращаюсь в один большой — от макушки до кончиков пальцев — вопросительный знак, скептически воззрившийся на старую женщину. О чем она говорит?
Еще одно имею я вам сказать, Ханна, — снова говорит мне та, — не отказывайтесь от любви, никогда не отказывайтесь от любви… Иногда мы просто не видим всей перспективы, мы закостеневаем в своих привычках и боимся посмотреть правде в глаза. Готовы ли вы, — тычок пальцем в область моего солнечного сплетения, — посмотреть правде в глаза и дать своей жизни второй шанс?
И что все это должно значить? — мой растерянный голос звучит странно даже для самой себя.