Тот, кто держит за руку

Вы меня, конечно же, не знаете, Ханна, но я надеюсь, однажды мы это исправим… возможно, совсем скоро, ведь вы непременно придете в себя, я в этом нисколько не сомневаюсь… — Я недолго молчу, собираясь с мыслями. — Вчера я познакомился с вашим мужем и дочерью… они оба довольно интересные личности… особенно Мелисса, в ней есть стержень, мне это нравится. Думаю, этим она пошла в вас, ведь ваш муж, простите за прямоту, какой-то бесхребетный… даже несмотря на все свои… ну, вы понимаете, — изображаю руками накачанные бицепсы, словно женщина в коме может это увидеть. — Это ведь он вас угробил, если уж быть абсолютно честным: выскочил прямо перед злосчастной Тойотой — и вот теперь вы здесь. Мне жаль, что все так вышло, правда! Я ведь немного врач, — признаюсь ей смущенно, — в этом году закончил свое обучение и теперь должен приступить к должности врача-интерна под руководством своего отца… — От этих мыслей мое лицо, боюсь, несколько перекашивается, и я спешно добавляю: — Нет, вы не думайте, Ханна, отец хороший человек, просто немного тоталитарный… он всегда знает, что лучше для каждого их нас… Это он решил, что я должен быть терапевтом, пойти по его следам, так сказать… Я не то чтобы против, просто иногда мне хочется самому принимать собственные решения, — я снова замолкаю, обдумывая, должно быть, произнесенные слова, а потом сам себе и улыбаюсь: — Сам не знаю, зачем я вам все это говорю, Ханна, — снова неловко касаюсь ее руки, — вы ведь никого из нас даже не знаете… А сказать я хотел только то, что знаю много всякого… неприятного о коме и ее последствиях, но я уверен, что у вас все будет хорошо! Вы придете в себя и родите чудесного ребенка — главное в это верить. И если вам самой не хватает этой веры — мы с Мелиссой будем верить и за вас тоже, я обещаю. Мы будем верить в лучшее за вас и за себя, Ханна! Вы главное возвращайтесь побыстрее… вы нужны своим детям…

Еще раз накрываю ее руку своей: в знак участия и поддержки, а потом выхожу из палаты и, кивнув головой дежурной медсестре, покидаю реанимационное отделение под звук собственных торопливых шагов. Странные легкость и тревога одновременно несут меня прочь от клиники в сторону парковки, когда я вдруг замечаю Мелиссу, стоящую под щитком с инструкцией по правильной парковке и курящую сигарету, пуская в воздух белесые облачка дыма.

Привет, Марк! — кричит она мне еще издалека и призывно машет рукой. Ее маленькая, облаченная в черное фигурка кажется чуждой изумрудной зелени летнего утра, по крайней мере мне так кажется, когда я останавливаюсь рядом с девочкой и тоже приветствую ее.

Я ждала тебя, — говорит она, затягиваясь дымом, от которого у меня начинает першить в горле. — И довольно долго… Куда ты запропостился?

Ходил навестить твою маму, — нехотя отзываюсь я, и Мелисса многозначительно приподнимает брови.

Ну, ну, — говорит она при этом, — могла бы и догадаться… Я тоже зайду к ней позже. Как она?

Все также.

Ясно. — Мелисса курит, и мы молча слушаем, как шелестит листьями клена игривый утренний ветерок. — Я вот что хотела сказать, — произносит наконец девочка, — спасибо, что поддержал меня сегодня, для меня это много значит.

Я по-настоящему удивлен этими ее словами, поскольку Мелисса, на мой взгляд, справилась со всем в одиночку, и я говорю ей об этом. Та насмешливо хмыкает, абсолютно не по-детски награждая меня умудренным годами взглядом:

Мы с тобой на одной стороне, — говорит она мне, — ты и я, понимаешь? А вот отец нам не помощник…

Но…

Не надо никаких «но», хорошо? — обрывает она меня. — Ему этот ребенок не нужен, ты же знаешь, и за ночь ничего не переменилось… Просто я знаю, как на него надавить! Вот и все.

Но…

Марк, ты мне лучше вот что скажи, — снова обрывает она меня, — откуда ты знаешь маму и почему рвешься помогать ей? Я уверена, что прежде тебя никогда не видела…

Ну вот, думается мне, допрос номер два — этого стоило ожидать.

Ответ на первый вопрос, — произношу я как можно увереннее, — я никогда прежде не видел твоей мамы и тем более не был с нею знаком; ответ номер два: я просто неравнодушный человек, который хочет вам помочь…

Девочка окидывает меня странным взглядом:

Извини, но в бескорыстную помощь мне как-то мало верится! — насмешливо тянет она, по-прежнему не выпуская из пальцев сигарету.

Кто же я тогда по-твоему? — улыбаюсь я ей. Возможно, мне и самому хочется узнать ответ на этот вопрос…

Я думаю, ты мамин любовник, — припечатывает девочка, внимательно следя за моей реакцией. Я, к собственному стыду, прямо-таки подскакиваю на месте, как деревянный болванчик.

У твоей мамы был любовник? — маскирую насмешкой в голосе мгновенное разочарование.

Мелисса серьезно сводит брови в единую тонкую линию.

Не думаю, — говорит она искренне, — она бы никогда не изменила отцу.

Тогда к чему весь этот разговор?

Да к тому, — повышает голос Мелисса, — что я хочу наконец понять, кто ты такой… Просто неравнодушные люди не шастают по больницам, спасая чужих детей! Или… — в ее глазах вспыхивает неожиданная догадка, которая, мне, я уверен, совсем не понравится.