— Подрались с твоими королевскими шутами.
Я не сразу понимаю, что речь идёт о безопасниках. У меня брови лезут на лоб.
— Подрались? С Веней и Андреем? С этого момента поподробнее.
— Веня шлёпнул Настю. Марк его укусил. В общем, всё сложно.
— Я ему руки выдерну! — пелена ярости накрывает меня мгновенно. — Кто дал ему право трогать ребёнка?
— Эдгар, — вздыхает Тая. — Они играли. Причём Настя сама прилипла к Вене. Ну, знаешь, когда кладут руки на ладони, а потом пытаются шлёпнуть? Она учила Веню. Господи, там такая реакция, к тому же такие руки… Да там не столько больно было, как обидно. А Марк, не разобравшись, прыгнул и укусил. Удивительные дети. Друг за друга горой. Что-нибудь узнал о маме?
Она волнуется. Я рычу, когда она заводит разговоры о матери. Не могу ни принять, ни понять. А ещё больше злюсь, понимая, на что Тая намекает.
— Нет, всё без изменений, — отвечаю слишком холодно, чтобы она больше ни о чём не спрашивала.
— Ладно. Я тебе перезвоню, как утрясу вопрос с няньками на вечер?
— Перезвони.
Ещё один повод услышать её голос. Пусть сама разбирается. Я мог бы решить вопрос за пять минут. Не с Идой, так с армией других квалифицированных нянек. Но пусть. Ей нравится решать домашние задачки. Не буду лишать её удовольствия.
Она отключается, а я какое-то время сижу, закрыв глаза. Снова набираю детектива.
— Если вы не можете найти её среди живых, поищите среди мёртвых, — даю зелёный свет для дальнейших поисков. Я никак не мог на это решиться. Наверное, пора.
48. Тая
Линка неожиданно быстро согласилась. Леон хмурил брови, слушал меня невнимательно. Он в последнее время странный и стал меньше пропадать из дома, но из комнаты своей выходит только по необходимости и когда я зову его к столу. Что у него в голове — понять невозможно. А на контакт Леон идёт очень неохотно. Мы почти не разговариваем, но я иногда ловлю его взгляд, когда он всё же выныривает на свет из своей комнаты.
Он будто изучает меня или решает сложнейшую задачу. Я почти никогда не вижу его улыбки. И если бы Леон не улыбался мне в тот день, когда они с детьми появились в этом доме, то подумала бы, что не умеет.
— Да-да, конечно, ты не переживай. Они будут послушными и ничего не натворят.
Он знает о сегодняшнем инциденте. У Вени раздулся нос. Он смешной такой сейчас. Линка обработала ранки и дула, как малышу.
— Любопытной Варваре на базаре нос оторвали, — слышу я её бархатный смех, — а тебе нос покусали — боевое ранение при исполнении служебных обязанностей.
Линку не поймёшь. Заигрывает она с Веней, что ли? Но парня явно от Синицы ведёт. Что это? Попытка спрятать боль или всё же легкомысленность? Я пока не спрашиваю. Мне не до этого.
Ида тоже пообещала приглядеть за всеми сразу.
— Вы не переживайте. У меня опыт, — улыбается она тепло. — Я не только убрать, приготовить умею. Когда-то нянечкой подрабатывала. Так что опыт у меня, не волнуйтесь, Тая.
Но я и волновалась, и переживала. Платье выбирала тщательно — перерыла весь гардероб. Мне так не хватало советов Эдгара. Я привыкла полагаться на его вкус. Но звонить и спрашивать не стала. Надо пробовать самостоятельно. Всю жизнь за его спиной не просидишь.
Когда выбор сделан и образ продуман, я звоню ему, как и обещала.
— Были нешуточные бои? — спрашивает он с затаённой усмешкой. — Я думал, ты забыла обо мне.
— Я никогда не забываю о тебе, Эдгар. Все согласились нас подстраховать. Марк и Настя получили амнистию. Ещё раз извинились перед Веней. Синица ему укушенный нос и руку обработала собственноручно. А я выбирала платье на вечер, — докладываю подробности и прикрываю глаза: ну что за чушь я несу? Ему, наверное, неинтересны все эти мелочи и подробности. Хочется быть для него мудрее и опытнее, но не получается.
— Я подъеду в семь, — ни о чём не спрашивает и не уточняет он, а я расстраиваюсь и снова ругаю себя за пустую болтовню. — Ты молодец, я тобой горжусь, — добавляет Эдгар после паузы, словно уловив моё огорчение, и отключается.
Он похвалил меня. Искренне ли? Сомнения разъедают душу, но я не хочу и не буду сейчас анализировать и сопоставлять. Я выбираю лучший вариант. Иногда полезно обманываться.
Все видят меня принарядившейся и взволнованной. Даже в большой квартире не скрыться от внимательных глаз. Это потому, что я не могу усидеть на месте.
— Ты же вернёшься? — спрашивает меня Настя, и в голосе её столько тревоги, что я прижимаю девочку к себе.
— Конечно, вернусь. Я никуда не собираюсь сбегать.
Они смотрят с Марком так пристально, что становится не по себе. Может, они думают о матери, что сбыла их с рук, как залежавшийся товар?..
— Красивая, — вздыхает Настя и трогает моё платье. — Когда я вырасту, ты мне купишь такое же? И туфельки?
Настоящая женщина. Кокетка. Она любит наряды и банты. Любит, когда я делаю причёски, хоть с её волосами трудно управиться — торчат во все стороны пушистым облаком.