Поначалу он решил, что отравился ядовитыми парами, источаемыми горой. По дороге домой после второго визита в пещеру глазам его открылось волнующее зрелище: над деревьями, травами и валунами колыхались плотные облака множества оттенков. Встретившиеся на пути люди имели внутри незабываемой красоты голубой свет, а за спиной у каждого был непроницаемый для глаз Ионы черный мешок, который Свидетель назвал мешком возможностей. Другой мир, о существовании которого Иона, как и любой другой человек, хоть раз в жизни, да задумывался, раскрывал ему свои тайны. Он присутствовал одновременно в нем и где-то еще. Его предположение об отравлении быстро развеялось, поскольку самочувствие было, как никогда прекрасным. Энергии было даже чрезмерно, ибо Иона потерял сон.
На площадке за ветряком туристы развели костер. Один из них поворошил палкой головешки, и красные мухи закружились над огненным цветком. Свет отразился от глянцевой поверхности диска в руках Ионы, а затем, встретившись с тем, что шел из его глаз, взорвал пространство вокруг золотом. Внезапно налетавшие порывы ветра подняли в воздух и закружили лазуритовый песок, На стороне ночи было столь сказочно прекрасно, что Иона стал мечтать о том, как завтра накопает корней синюхи[5]
. Спать совершенно не хотелось. Кто-то тихонько хихикнул в правом ухе, и Иона тотчас очутился в незнакомом городе. Взмывающие вверх постройки примыкали к большому куполу центрального храма, возвышающегося над остальными. Город мерцал золотом.Утром следующего дня Иона пришел на воскресный базар в Таферат и по обыкновению занял свободное место в самом конце торговых рядов. Он разложил на прилавке вязанки трав и собственноручно сплетенные корзины. Мужественный вид Ионы резко контрастировал с его по-женски плавными движениями рук, бережно раскладывающих товар. Он неизменно привлекал к себе внимание.
Торговали здесь всем подряд: козьим молоком и сыром, мясом и пивом, ячменными лепешками, кустарными сувенирами, одеждой и сшитой вручную обувью. Помимо местных умельцев, туристов и альпинистов, сюда приходили монахи и паломники. Торговля на базаре шла шумно и бойко. Людей с голубым светом внутри было в этот день так много, что вся базарная площадь перед глазами Ионы напоминала звездное небо в ясную ночь.
Он все еще не привык к своим новым глазам, периодически щурился или отводил взгляд от толпы, возился с плетенками.
Она подошла к прилавку и молча посмотрела на него – болезненного вида девочка лет семи. Придерживая рукой накинутый на плечи платок, протянула Ионе несколько монет. Бросив взгляд на ее неправдоподобно узкие запястья и бледное личико, обрамленное длинными темными волосами, Иона передал ей корзинку и, коснувшись кулачка с монетами, отрицательно покачал головой.
– Возьми, – сказал он, протягивая связанные коренья. – Это надо заваривать и пить перед сном.
Девочка взяла корешки и, слабо улыбнувшись, скрылась в толпе. Проводив ее взглядом, Иона вернулся к наблюдению за людьми. На этот раз он сосредоточился на звуках. В стоявшем вокруг него уличном гомоне он мог слышать одновременно не только все диалоги, рассказы и перебранку, но и все оттенки настроений каждого прохожего. Новое бремя оказалось значительно тяжелее видимого им красочного мира, поскольку внешние диалоги людей чаще всего не совпадали с внутренними. Все разнообразие смыслов и уровней окружавшего его непрерывного движения он наблюдал из статичного центра, воспринимая единое во всем великолепном и непостижимом множестве. Это было подобно лепесткам гигантского цветка, что вращался, захватывал и стягивал мир, чтобы потом снова рассыпать его, и чувствовал Иона себя одновременно как сторонним наблюдателем, так и участником сокровенного таинства. Все лепестки цветка сходились к сердцевине, единому центру, державшему их. И центр этот был спрятан глубоко внутри него самого. Почувствовав на себе взгляд, Иона повернул голову вправо. Через прилавок от него стояла продавщица обуви. Волосы ее были выкрашены в ярко-красный цвет. Иона ощутил слабый толчок в правое ухо и улыбнулся Свидетелю. Он стоял и улыбался самому себе. Вот и настал долгожданный момент, когда он по-настоящему обрел смирение. И ему снова стало легко. За прилавком в этот особенный, памятный для него день стоял уже не тот человек, что вошел в пещеру укрыться от ненастья.
– Мы все испытываем друг друга, вот для чего мы здесь, – сказал Иона вслух окончание собственных мыслей.
– Что-что? – переспросил один из подошедших к прилавку покупателей и приложил ладонь к уху.
– Простите, это я не вам, – извинился Иона.
– А-а, понимаю, – с улыбкой кивнул покупатель. – Много тут разных слоняется.
Покупатели потянулись один за другим, и в скором времени прилавок Ионы опустел.