Тот, кто знает. Книга первая. Опасные вопросы

— Вот-вот. Откуда вы взяли этот термин?

— Из криминологии. Я специально прочла учебник по криминологии, этот термин означает «отклоняющееся от нормы поведение».

— Учебник наш, советский?

— Нет, американский, переводной. Издан в издательстве «Прогресс».

— Ах, американский… И как фамилия автора?

— Фокс. Вернон Фокс. Между прочим, если бы теории Фокса были реакционными и буржуазными, этот учебник бы не перевели и не напечатали у нас. И я полагала, что могу полностью доверять ему и опираться на то, что там написано.

— Наталья Александровна, в нашей стране публикуют такие учебники не для того, чтобы по ним учились, а для того, чтобы все воочию могли убедиться, как буржуазные ученые создают свои теории, чтобы поставить их на службу реакционной загнивающей морали. Вы вступили в партию, если я не ошибаюсь, восемь лет назад…

— Девять, — поправила его Наташа, с ужасом понимая, что из-за истерзавшей ее многодневной головной боли не может уловить, куда он клонит, и поэтому не в состоянии правильно отвечать.

— Девять лет назад? Сколько же вам тогда было?

— Двадцать.

— Н-да… Похоже, в парторганизации ВГИКа поторопились с вашим приемом в члены КПСС, вы даже сейчас, девять лет спустя, остались совершенно незрелым человеком с неразвитыми идеологическими установками.

— Я вас не понимаю, — в отчаянии почти прошептала она. — Я не понимаю, что такого плохого и неправильного я написала.

— Ну хорошо, — вздохнул чиновник, — если вы действительно не понимаете, придется вам объяснить. Шаг за шагом.

— Объясните, пожалуйста. Я, честное слово, не понимаю.

— Все подростки хотят поскорее стать взрослыми, так? Все, без исключения, во всем мире и при всех экономических и политических режимах. Так?

— Да, так.

— И в нашей стране тоже. Так?

— Да.

— Следовательно, определенная часть наших советских школьников обязательно и неизбежно будет совершать неосмотрительные поступки. Так?

— Да.

— Они будут делать глупости, и часть этих глупых поступков неизбежно окажется преступлениями. Так?

— Да, правильно.

— Иными словами, определенная часть наших советских школьников, наших пионеров и комсомольцев, неизбежно станет преступниками. Верно?

— Совершенно верно.

— И средства бороться с этим нет?

— К сожалению, нет.

— Ну вот видите, Наталья Александровна, что у вас получается! Получается, что преступность искоренить невозможно. А как же программные указания партии, нацеленные на постепенное полное искоренение правонарушений и преступности в нашей стране? А как же теория научного коммунизма, которая гласит, что по мере построения коммунистического общества и развития коммунистической морали преступность исчезнет? У вас что было по научному коммунизму? Не удивлюсь, если вам на экзамене поставили «неудовлетворительно».

— Мне поставили «отлично». Вы правы, Юрий Петрович, так далеко, как вы, я в своих логических построениях не заходила, и это моя ошибка. Я слишком поверхностно отнеслась к проблеме, а теперь, после ваших объяснений, я вижу, что поторопилась с выводами. Позвольте, я редакционно поправлю текст. Это не займет много времени.

Лысый чиновник с подозрением посмотрел на нее, потом перевел взгляд на лежащую перед ним папку со сценариями пяти документальных фильмов о проблемах подростков и молодежи.

— Сроки поджимают, Наталья Александровна. Сегодня у нас четвертое октября. Сколько вам нужно времени, чтобы устранить все замечания?

— Два дня, Юрий Петрович. Через два дня я принесу поправленный текст.

— Значит, шестого октября. — Он сделал пометку в настольном перекидном календаре. — Ну что ж, Наталья Александровна, я рад, что наша беседа прошла столь плодотворно и что вы меня поняли.

— Я все поняла. — Наташа постаралась, чтобы голос ее звучал виновато и искренне, хотя никакой вины она за собой не чувствовала и лихорадочно пыталась придумать, как редакционно изменить текст таким образом, чтобы обмануть бдительного стража идеологической чистоты и в то же время сохранить мысли, которые родились у нее под влиянием разговоров с Бэллой Львовной и которые она считала необходимым донести до всех. — Большое спасибо за ваши замечания. До свидания.

Она выскочила из здания киностудии с папкой в руках и бросилась ловить такси. Уже половина второго, чиновник назначил ей на десять тридцать, а принял только в четверть первого, промурыжил в приемной почти два часа. Она катастрофически опаздывала на прием к Грише Гольдману.

В такси голова разболелась еще сильнее, от едва ощутимого запаха бензина Наташу начало подташнивать. Все это — и непрекращающаяся головная боль, и непереносимость езды в машине — были очевидными для нее признаками беременности. Точно так же она чувствовала себя, когда была беременна Сашенькой, а потом Алешей.

При виде Наташи гинеколог расплылся в улыбке, а работающая с ним медсестра тут же достала из деревянного ящичка Наташину карту.

— Ну-с, светило советского кинематографа, с чем пожаловала? Моя Инна Борисовна сказала, что ты опять рожать собралась.

— С твоей помощью. Гриш, посмотри, я, кажется, действительно беременна. И по времени задержки, и по самочувствию.