— Ой, Наташенька, какая ты у меня правильная, — засмеялась Бэлла Львовна. — При чем тут Пленум ЦК? Завтра в газетах опубликуют официальный некролог и назовут руководителя комиссии по организации похорон. Кто руководитель — тот и будущий генсек. Все просто. Так всегда было, Брежнева хоронил Андропов, Андропова хоронил Черненко. Кто Черненко похоронит, тот и будет нами руководить, пока сам не помрет. Интересно, новый генсек будет такой же старый или чуток посвежее?
— Побойтесь бога, Бэлла Львовна! Откуда такой цинизм? — пряча улыбку, заметила Наташа.
— Как это откуда? Оттуда же, откуда и у всех. В нашей стране все так думают, только не все вслух говорят. И не морочь мне голову своей идейностью, я ей цену знаю. И очень хорошо помню, как ты переписывала свой сценарий, имея в виду только одну цель — обмануть партийное руководство, а вовсе не следовать его указаниям. Я, между прочим, тоже член партии с сорок второго года, во время войны вступала в ряды коммунистов и свято верила во все, во что надо было тогда верить. Но это не значит, что к сегодняшнему дню я ослепла, оглохла и впала в маразм. Я все вижу, все понимаю и отношусь ко всему со здоровой критикой. Кстати, что ты собираешься делать с этим мясом? — спросила соседка, глядя, как Наташа вытаскивает кусок отварного мяса из кастрюли с только что приготовленным борщом.
— Еще не решила. — Наташа задумчиво разглядывала горячее мясо, от которого поднимался пар. — То ли мясной салат соорудить, то ли перемолоть и сделать макароны «по-флотски». Вы как думаете? А может, блинчики с мясом? Вадим макароны любит, Иринка — салат, а мальчики обожают блинчики. На всех не угодишь, мяса не хватит.
— А сама-то ты что хочешь?
— Сама я хочу картофельные пирожки с мясом, — призналась Наташа.
— Ну вот и сделай себе на радость, — посоветовала Бэлла Львовна. — Сколько можно всем угождать? Ты ребенка носишь, тебе о себе думать надо, а не о них. Давай я тебе помогу, быстренько в четыре руки картошечку почистим, отварим и налепим пирожков. Сметаны только у меня нет. А у тебя?
— Есть немножко, но это для борща… Ладно, уговорили, делаем пирожки. Скоро Иринка из школы придет, мы ее в магазин пошлем за сметаной. Вадим мальчиков в зоопарк повел, они вернутся не раньше чем часа через два, мы как раз все успеем, — решила Наташа.
Они ловко начистили картофель и поставили его варить, а пока решили выпить здесь же на кухне по чашечке чаю.
— Как вы думаете, Бэлла Львовна, мальчики не станут ревновать, когда появится еще один ребенок?
Этот вопрос отчего-то мучил Наташу на протяжении всей беременности. Раньше она никогда об этом не задумывалась, хотя всегда знала: если бог пошлет — будет рожать еще раз.
— Как знать, — неопределенно ответила соседка. — Но мне кажется, твои опасения напрасны, мальчики еще слишком малы, чтобы вдоволь насладиться радостью быть единственным объектом родительской любви и не желать эту любовь потерять. И потом, их двое, а это в корне меняет дело. Каждый из них знает, что он в любом случае не единственный, и тогда уже не имеет значения, двое их или трое. А ведь я знаю, почему ты стала об этом задумываться.
— Да? — Наташа удивленно подняла голову. — А я вот не знаю. Просто задумалась — и все. И почему же?
— Люся, — коротко бросила Бэлла Львовна.
— Что — Люся? При чем тут Люся?
— При том, что она тебя достала. До-ста-ла, — по слогам повторила соседка. — В последний свой приезд, когда хоронили Александра Ивановича, твоя сестра вела себя так отвратительно, что ты поневоле стала задумываться над ее отношением к себе. Да-да, — кивнула она, поймав недоверчивый взгляд Наташи, — именно так. И додумалась, только признаваться в этом не хочешь. Ты права, Наташенька, между вами была слишком большая разница. Когда Галина Васильевна забеременела тобой, Люсе было уже шестнадцать, а когда ты родилась — семнадцать. Она всегда была эгоистичной и себялюбивой, и мысль о том, что папа и мама будут любить еще кого-то, кроме нее самой, была для нее невыносимой. Ты не можешь этого знать, а я-то видела, все на моих глазах происходило. Как она рыдала! Как с ума сходила от бешенства, когда выяснилось, что в семье появится второй ребенок! Как она этого не хотела! Галина Васильевна, твоя мама, не очень-то радовалась своей беременности, хотела на аборт идти, ей ведь уже сорок лет было. А папа очень хотел, чтобы она рожала, долго ее уговаривал и уговорил-таки! Люся, естественно, знала, что мама тебя не хотела и что ты появилась только благодаря папиным уговорам. Какие истерики она закатывала, боже мой!
Бэлла Львовна выразительно подняла глаза к потолку.
— Не может быть, — ошеломленно прошептала Наташа, — я не могу в это поверить. Неужели Люська ненавидела меня еще до моего рождения?