– Так я об интересном хотела поболтать, а ты про скучное спрашиваешь. Короче, боевая часть пять отвечает за работу ядерного реактора и вообще за движение лодки и ее живучесть. Вадим только это умеет, он только реактор свой и знает, а лодка же должна выполнять боевые задачи. Командиры всех остальных боевых частей сначала становятся помощниками командира лодки, потом старшими помощниками командира, потом командирами, это обязательный порядок. А командир БЧ-5 даже помощником командира лодки стать не может, потому что не владеет тактикой морского боя. Представляешь, как обидно? Такое образование получить, столько знаний иметь в голове, а с точки зрения карьеры – полный ноль.
– Зачем же он такое образование получал? Учился бы морскому бою, стал бы командиром лодки. Вот смотри, этот кадр намного лучше. Согласна? Здесь во взгляде горечь какая-то и мудрость.
– Да ну, она тут как старуха… Вкус у тебя какой-то неправильный. А насчет Вадима я тебе так скажу: он выбирал то образование, которое ему было по душе, и ему было глубоко плевать, какую карьеру он с ним сделает. Он просто хотел заниматься тем, что ему интересно. Ну любит он эту свою работу, понимаешь? Вот ты фотографию любишь, а он – подводные лодки, которые ходят на ядерном топливе.
– Как ты его защищаешь, – усмехнулся Руслан. – Уж не влюблена ли ты в него?
– Дурак! – вспылила девушка. – Думай головой, прежде чем болтать! Я Вороновых всегда защищаю, и Наташку, и Вадима, и мальчиков, потому что они – моя семья, у меня на всем свете никого нет, кроме них. Я за Наташку горло перегрызу любому, понял?
– Понял, понял, не кипятись. Я ж не думал, что у тебя все так серьезно… А вот насчет того, что у тебя никого на всем свете нет, этого я не понял.
– А что ж тут непонятного? – искренне удивилась Ира. – Отец сбежал, мать погибла, бабка сама померла, вот никого и не осталось.
– А жених? Никогда не поверю, чтобы у такой красивой девушки, как ты, не было жениха или хотя бы сердечного дружка.
– Ах, ты об этом… – разочарованно протянула Ира. – Так бы сразу и спросил, мол, дамочка, не ингейджд ли вы.
– Не понял…
– Это от английского глагола. Его используют, когда хотят выяснить, не вовлечен ли человек в какие-то отношения. Так и спрашивают: «Are you engaged?» Дескать, есть ли у вас сердечная привязанность?
– Я немецкий учил, – бросил Руслан, не отрываясь от фотоувеличителя. – Так что там по части вовлеченности?
– На данный момент ничего. Изучаю новую среду обитания. Пока достойных не нашла.
– А поточнее?
– Да я в институт в этом году поступила, вот тебе и поточнее. Всего две недели проучилась, никого еще толком не разглядела.
– Ах, так ты еще и студентка! А как же занятия?
– Наташка меня отпросила. Она считала, что я должна с ней ехать.
– И где ж ты учишься с такой внешностью?
– Где надо, там и учусь, – внезапно снова вспылила Ира. – При чем тут внешность-то? Тебе что, обязательно хочется меня обидеть?
– Да нет, я просто хочу понять, что ты за птица и зачем приехала сюда.
– Я же говорю, это Наташка так решила.
– Да не вообще сюда, в Кемерово, а конкретно ко мне домой. Ты что, никогда не видела, как фотографии печатают?
– Видела.
– Тогда зачем? Брать меня к себе в любовники ты, по-моему, не собираешься.
– Откуда ты знаешь? Может, и собираюсь.
– Неплохо бы и мое мнение на этот счет спросить.
– Спрошу, когда надо будет.
– А когда будет надо?
Руслан выключил увеличитель и положил последнюю фотографию в раствор для проявки. Ира стояла совсем близко, запах ее духов заполнил всю крошечную каморку, и от этого запаха и от близости красивой девушки голова у Руслана постепенно заполнялась какими-то посторонними мыслями, мало связанными с необходимостью выполнить редакционное задание.
– Я задал вопрос, – едва слышно произнес он. – И хотел бы получить на него ответ.
Ира стояла неподвижно и молчала. Она не отстранилась, но и не придвинулась к нему. При красном свете ее кожа отливала бронзой, и вся она казалась Руслану в этот момент не живой теплой девушкой, а статуей из раскаленного металла. Наконец она подняла руку, и Руслану почудилось, что сейчас Ира коснется его лица или даже обнимет. Но она всего лишь поправила волосы.
– Не сердись, Руслан. Я такая дура… – наконец выдавила Ира.
– Почему?
– Не знаю. Родилась такой, наверное. Даже Наташкино воспитание меня не исправило.
– Я не об этом.
– Я понимаю. Давай выйдем в комнату, здесь душно.
Руслан повесил сушиться последний снимок, включил свет и открыл дверь каморки. Ира вышла понурая, опустив плечи, снова села в кресло, но на этот раз устроилась на самом краешке, подтянув к себе колени. Руслан расположился на диване и молча ждал объяснений. Странная все-таки девица эта воспитанница Вороновой.
– Понимаешь, я всегда сначала делаю, а потом думаю… Наташка ужасно ругается, каждый раз объясняет мне, что сначала нужно думать, а потом делать, а я все равно… Сначала бросаюсь очертя голову, влипаю в дурацкую ситуацию, потом расхлебываю. Вот честное слово, Руслан, я сейчас думаю и не понимаю, зачем напросилась ехать с тобой. Ну зачем, а?