Тот, кто знает

Наташа действительно пыталась научиться водить машину и получить права, но очень скоро поняла, что это занятие не для нее. На площадке все получалось просто замечательно, но как только она оказывалась на проезжей части, ее охватывала такая паника, что хоть бросай руль и выскакивай из салона. Она безумно боялась машин и покрывалась холодным потом даже тогда, когда ехала в качестве пассажира. Никакие уговоры инструктора, что, дескать, рядом едут нормальные люди, которые ее видят и тоже не хотят попадать в аварии, Наташу не успокаивали. Она хорошо знала, как много сидит за рулем пьяных, обколотых или наглотавшихся таблеток водителей, а также тех, кто купил права за деньги без надлежащего обучения. Нет, ни при каких условиях она не сможет преодолеть свой страх и вести машину. Ее нервная система к этому не приспособлена. К тому же у нее есть еще один врожденный дефект – плохое ощущение правой и левой стороны, а вернее, полное отсутствие такового. Она даже цепочку на шее не может застегнуть и расстегнуть на ощупь, заведя руки назад, обязательно переворачивает ее замочком вперед, чтобы видеть. Однажды Вадим подарил ей коротенькую, под горло, красивую витую цепь, замочка которой Наташа никак не могла видеть, даже перевернув. Расстегивать ее на ощупь она еще кое-как могла, а вот застегивать, глядя в зеркало, никак не удавалось, она мучилась, пыхтела и не могла сообразить, почему ей кажется, что она двигает рукой назад, а оказывается – вперед. Во время движения такая же ситуация, только во много раз более опасная, складывалась с зеркалами заднего вида. Наташа хронически ошибалась, не понимая, сокращается расстояние между ней и идущим сзади автомобилем или, наоборот, увеличивается, и справа этот автомобиль или слева. В конце концов она оставила затею с получением прав, разумно решив, что лучше ездить на метро, чем тратить бесконечные деньги на ремонт своей и чужих машин, при этом с риском оставить сыновей сиротами, а мужа – вдовцом.

– Вадим, я не буду водить машину, это даже не обсуждается. Давай исходить из того, что есть. К слову замечу, что сейчас мы живем рядом с Киевским вокзалом, с которого ты каждый день ездишь на работу в Обнинск. И даже при этом ты встаешь в пять тридцать, а выходишь из дому в шесть утра. Ты готов вставать в четыре?

– Встану, – коротко ответил Вадим. – Во сколько нужно, во столько и встану.

– И на чем ты будешь добираться до вокзала? Автобусы в четыре утра еще не ходят, – заметила Наташа.

– На машине поеду.

– И оставишь ее на целый день на площади перед вокзалом? Вадик, это несерьезно. Если поставить ее на платную охраняемую стоянку, то это выйдет слишком дорого, мы за неделю истратим всю твою зарплату. А если оставить просто так, то рано или поздно ее угонят. Я понимаю твое желание переехать в отдельную квартиру, но ты должен понимать, что издержки могут оказаться неизмеримо больше, чем выгоды. И еще одно: мы с тобой оба очень много работаем, рано уходим и поздно приходим. Сейчас за мальчиками присматривает Бэлла Львовна, и накормит, и проследит, чтобы уроки сделали. Когда мы останемся одни, Сашка и Алеша останутся полностью безнадзорными. Не забывай, сколько им лет. Одному двенадцать, другому – тринадцать, они еще не настолько взрослые, чтобы вести себя разумно и ответственно, а возраст опасный и через пару лет станет еще опаснее.

– Но если Бэлла Львовна будет жить с нами в одном доме, она сможет каждый день приходить, сидеть у нас и присматривать за ребятами. Ведь так, Бэлла Львовна? И вообще, я не понимаю, что мы обсуждаем, перспективу получить отдельное новое жилье или причины, по которым мы должны отказаться от этого? У меня складывается впечатление, что не первое, а именно второе.

Конечно, второе, а не первое, подумала Наташа. Бесплатный сыр бывает только в мышеловке. Невозможно улучшить ситуацию, ничем за это не заплатив. А плата в данном случае может оказаться слишком высокой. К такой плате Наташа не готова.

– А почему молчит уважаемый Марк Аркадьевич?

Вадим внезапно повернулся к Марику и уставился на него сердитыми глазами.

– Я бы хотел услышать и ваше мнение, ведь речь идет и о вашей матушке тоже, а не только о моей семье.

Наташин слух больно резануло это разделение «вашей матери» и «моей семьи», она давно уже не воспринимала Бэллу Львовну как нечто отдельное. Бэлла Львовна оставлена была Мариком на ее попечение так же, как и Иринка, и Наташа немедленно зачислила ее в члены своей семьи, в круг тех, о ком она должна заботиться, за кем должна ухаживать.

Марик на протяжении всего разговора сидел молча, ни единым словом не давая понять, чью сторону принимает в этом споре. Справедливости ради надо заметить, что и Бэллочка своего мнения не высказывала. Получалось, что спорили только Наташа с Вадимом, а точка зрения соседки в расчет не принималась.

– Видите ли, Вадим, я не считаю возможным навязывать вам свое мнение, потому что я через два дня уеду, а вам оставаться и жить. Поэтому имеет смысл обсуждать только ваши аргументы, а никак не мои.