Тот самый (СИ)

— Обычная практика, — кивнул Алекс. — Твой подопечный работает не за деньги. Он — фанатик, а таких людей Лавей уважает. Колдун пообещал ему что-то такое… — он пощелкал пальцами, обтянутыми белоснежной лайковой перчаткой.

— Вечную жизнь, — тихо сказала Антигона. — Рай у подножия горы Аламут и сотню гурий.

— Ну разумеется!.. — просветлел лицом Алекс. — На меньшее они не размениваются.

— Охранника я могу взять на себя, — предложил майор.

— Нет, — мой рот открылся помимо воли. — Я сам.

— Увидэшь Джавдэта — не убивай. Он мой… — с кавказским акцентом процитировал Алекс. — Ты уверен, кадет? — это уже обычным своим голосом.

Я мог бы много чего сказать по этому поводу… Но просто кивнул. Пистолет за поясом был тёплым.

Оргия закончилась несколько неожиданно. Ситар издал последний полувсхлип-полувизг, змееженщины испарились, а на сцену вынесли медный тибетский гонг, и огромный масляно поблёскивающий детина в цепях заместо одежды, ударил в него специальным билом. Звук покатился по залу сумрачно и протяжно. Публика, приходя в себя, вскакивала, поспешно оправляя ширинки, юбки, чулки и рубашки.

Друг на друга старались не смотреть.

И словно бы потворствуя этому желанию, в зале погас свет. Пару секунд было темно, как в Марианской впадине — лишь огоньки сигарет, как маячки глубоководных рыб, озаряли бархатную тьму.

Затем на сцене начало разгораться багровое свечение.

За занавесом, сообразил я, запалили красный фонарь.

Свечение набирало мощь, в нём проступали изломанные тени — теперь девушки, переодетые египетскими мумиями, бились в экстатическом танце.

Информация поступала к нам только по зрительному нерву, никакой музыки не было. В зале стояла гробовая тишина, не считая хорового сопения.

Вот среди девушек появилась тёмная иератическая фигура в острой шапке жреца, вот она взмахнула руками, отбрасывая мантию за плечи, и перед публикой предстала тень обнаженного человека. В красном свечении угадать, было ли на нём что-то, кроме шнурков от мантии, не представлялось возможным.

— САТАРИАЛ — затянула фигура густым басом. — ЛЮЦИФУГ, ГАМЧИКОТ…

— ООО — вторила публика.

Потом пошло что-то на древнееврейском, я не разобрал. Выделялись только имена: Асмодей и Элохим. По-моему, всё это был обыкновенный набор слов.

Вокруг начали закручиваться энергии — возможно, теллурические. Воздух сгустился, в нём проявились тёмные и светлые полосы, которые свивались в ленты, или змей, и струились над публикой. Змеи то и дело прядали к головам гостей, и целовали их в макушки…

На заднике сцены показались рога. Они были громадные, как присной памяти Близнецы-башни, но постепенно мельчали, и наконец стало ясно, что перед нами находится обычный козёл. Во лбу его сияла пятиконечная звезда, а туловище было покрыто чёрной жесткой шерстью.

— ЧОЛОМ ЙОСОДОТ, — продолжал распевать колдун. — ТОГАРИНИ, БЕЛЬФЕГОР…

Козёл мелко дрожал. Глаза его, желтые, как мёд, с квадратными зрачками, походили на крошечные факелы.

Обойдя по кругу козла — противосолонь, чтоб вы понимали, — колдун принялся совершать над ним летучие движения руками, и в какой-то момент в одной из его рук возник изогнутый серп, а в другой — чаша.

Публика реагировала сдержанным восторгом.

Колдун пал на колени — животное, растопырив все четыре ноги, продолжало мелко дрожать и прядать куцым хвостиком.

Тогда Колдун подставил чашу под горло козла и занёс серп.

— А ну, оставь животинку в покое.

Голос был спокойным, даже ленивым. Но разнёсся, я полагаю, до самых глухих уголков зала. Потому что звучал он, как колокол. Как набат. Некоторые от неожиданности даже пригнулись, прижимая ладони к ушам.

Колдун, прервав песнопения, застыл с поднятой рукой. На лице его было такое же точно удивление, как у человека, которого совершенно неожиданно застали в нужнике, со спущенными штанами. Только понимаешь, расслабился, газетку сел почитать, а тут…

Я испытал схожее чувство, углядев на сцене, рядом с колдуном, Амальтею. Была она в обычном своём прикиде: чёрные, сильно подведённые глаза, фиолетовая помада, косуха и сетчатая майка под нею, а также высокие сапоги-ботфорты и кожаные шорты до середины бедра…

— Кочепатки, говорю, от скотинки убрал, — повторила она уже обычным голосом, и выпустила из фиолетовых губ огромный розовый пузырь бубль-гума. Тот лопнул, и жевачка вновь исчезла с глаз, а челюсти девушки заработали с удвоенной силой.

Козёл, почуяв спасение, сорвался с места, боднул колдуна в пах — тот согнулся — и побежал куда глаза глядят.

— А это что, тоже входит в программу? — раздался шепот трезвеющей публики.

— Кто эта девушка?

— Я думал, крещение будет чисто символическим…

— Дьявол, — рядом со мной материализовался Алекс. — Надо выручать сотрудницу…

Колдун уже опомнился и отдышался, и хищно размахивая серпом, бросился на Амальтею.

Трость в руке Алекса щелкнула, и вместо неё вдруг образовалась шпага, взмахнув которой, шеф бабочкой нырнул на сцену.

Я бросился за ним, на ходу доставая пистолет, но кто-то поставил мне подножку, и я полетел носом в бетон, пистолет выскочил из руки, и завертевшись, скользнул под чьи-то ноги.