Читаем Тотальные истории. О том, как живут и говорят по-русски полностью

Из бортового журнала

В суровом городе и слова суровые. К примеру, швабру называют «лентяйкой». Как вы понимаете, о хозяйке, которая мыла пол, не нагибаясь, в Челябинске делают определенные выводы.

«Полуторкой» тут окрестили однокомнатную квартиру, обязательно с кухней и санузлом. Челябинские филологи так и не смогли выяснить, откуда пошло это слово. А «зеленка» — это документ на право владения собственностью. Дело в том, что раньше эта бумага была только зеленого цвета, отсюда и слово. Кстати, сейчас документ печатают и на желтой, и на розовой бумаге, но уральцы все равно называют его «зеленкой».

Не удивляйтесь, если в магазине вам предложат «горбулку» (сокращение от «городская булка»). Это белый хлеб определенной формы. Раньше такой в деревнях не выпекали. Городскую булку назвали по месту, откуда ее привозили — из города.

«Махрами» в Челябинске называют то, что торчит, выпирает, мешается. Слово переделано из «вихры» и применимо к ниткам на неподшитом крае ткани.

А если вы что-то очень стараетесь сделать и сильно напрягаетесь, то в Челябинске это скорее всего назовут «кожилиться». Устали и утомились после выполнения этой сложной задачи? Тогда житель уральского города вам скажет, что вы «ухомаздались».

1

Странно приезжать в чужой город в четыре утра, плестись по замызганному аэропорту, сидеть в привокзальном кафе, помешивая пластиковой кукольной лопаткой песочный кофе, третий раз за утро запивать изжогу от жженого сахара выдохшейся минералкой.

Мой маршрут Тотального путешествия начинался в Челябинске, и стоило сойти с трапа самолета, как город окутал меня желтоватым смогом. Первым порывом было вырваться, бежать отсюда туда, где воздух прозрачный и чистый.

В самолете я как раз прочитал новость о том, как предприимчивый китаец возил туристов в «Чернобыль». Все были довольны, потому что антураж соответствовал: дозиметры пищали точно как в Припяти, друзья и знакомые восхищались смелостью туристов. Вот только любителей экзотики отправляли вовсе не в зону взрыва АЭС, а в Челябинск. Выяснилось это, когда тур купил глава Минэнерго Китая Ла Миндун. Сам чиновник был уже в 1980-х в Чернобыле и легко распознал подлог. Незадачливый гид получил десять лет за мошенничество, а тем временем спрос на туры уже в настоящий Челябинск резко возросли.

2

Прочитанное о радиационном фоне не давало возможности расслабиться, тем более что свежа еще была информация об авариях на знаменитом «Маяке».

— Что это? — спросил я у продавца, указывая на столб черного дыма из трубы, похожего на ядерный гриб.

— Это чемэзэ чутка дымит.

— Чутка?!

Вскоре выяснилось, что ЧМЗ находится совсем рядом.

Первые пейзажи тут, как в любом российском областном центре, это промышленные районы. Неудивительно — Челябинск имеет репутацию индустриального гиганта. Не меньше половины его площади занимают гигантские промзоны и заводские монстры: ЧМЗ, ЧТЗ, ЧТПЗ… Если расшифровать, это металлургический, электрометаллургический, тракторный, трубопрокатный, коксохимический, цинково-электролитный завод и другие. Их трубы торчат, словно сигареты из беззубых ртов присевших на корты гопников с городских окраин. Только вместо гопников тут приземистые цеха-бараки, за которыми тянутся типовые панельные девятиэтажки-курятники вперемешку с остатками частного сектора.

Но вот на горизонте мелькнула каланча высотки роскошного отеля, будто я в южном Дубае, а не на Южном Урале. И сразу стало понятно, что Челябинск — город непростой, это центр развитого промышленного региона. Только дороги тут разбиты в хлам, а бордюров, отделяющих тротуар от проезжей части, днем с огнем не сыщешь.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Агония и возрождение романтизма
Агония и возрождение романтизма

Романтизм в русской литературе, вопреки тезисам школьной программы, – явление, которое вовсе не исчерпывается художественными опытами начала XIX века. Михаил Вайскопф – израильский славист и автор исследования «Влюбленный демиург», послужившего итоговым стимулом для этой книги, – видит в романтике непреходящую основу русской культуры, ее гибельный и вместе с тем живительный метафизический опыт. Его новая книга охватывает столетний период с конца романтического золотого века в 1840-х до 1940-х годов, когда катастрофы XX века оборвали жизни и литературные судьбы последних русских романтиков в широком диапазоне от Булгакова до Мандельштама. Первая часть работы сфокусирована на анализе литературной ситуации первой половины XIX столетия, вторая посвящена творчеству Афанасия Фета, третья изучает различные модификации романтизма в предсоветские и советские годы, а четвертая предлагает по-новому посмотреть на довоенное творчество Владимира Набокова. Приложением к книге служит «Пропащая грамота» – семь небольших рассказов и стилизаций, написанных автором.

Михаил Яковлевич Вайскопф

Языкознание, иностранные языки