Челябинск часто сравнивают с другими уральскими мегаполисами — Екатеринбургом, Пермью. Но если Пермь долго была губернским городом, а расцвет Свердловска начался еще до войны, то центр Челябинска принял современный вид лишь в 1940–1950-е. Если лицо старой Перми определяют губернские дома, а старый Екатеринбург — это конструктивизм, то Челябинск — город сталинского ампира, один из заповедников этого стиля. В Челябинске сохранились целые архитектурные ансамбли сталинского времени. Даже здешний арбитражный суд, в отличие от коллег из других городов, выстраивающих безвкусные пластиковые коробки, занимает основательное здание бывшей гостиницы, построенной в 1934 году.
На пересечении улицы Цвиллинга и проспекта Ленина находится площадь Революции — одна из самых красивых площадей, что я видел. Кроме непременного Ленина тут можно увидеть ворота с гербом города.
Не было бы Великой Отечественной с массовой эвакуацией заводов и необходимостью срочно дать стране тонны метала и угля, Челябинск не развивался бы такими бурными темпами. Но история не знает сослагательного наклонения, потому от исторических отступлений вернемся в Челябинск современный, в центр города, на улицу Кирова — или
Творческие встречи — это как раз для нас, писателей. Но в столь раннее время на Кировке ни души, лишь застывшие в бронзе и меди ее постоянные обитатели-скульптуры: учительница, городовой, чистильщик обуви, художник, извозчик, караванщик-погонщик с верблюдом. А ближе к одному из новомодных бутиков красуется каменная дама, будто разглядывающая свой наряд в зеркале. Зеркало отражает ее пышное тело вполоборота. Что она здесь делает в такую рань? Неужели всю ночь прыгала на танцульках, а теперь выскочила на улицу подышать свежим воздухом, посмотреть на отражение улетающей ночи — не сбилась ли прическа, не стерлась ли помада, не посыпалась ли тушь? Она стоит перед зеркалом, прихорашиваясь и кокетничая с собственным отражением, сумасбродная, глупая, взбалмошная торговка с пряничным телом и разумом. Словно в укор ей неподалеку на Кировке есть и другое изваяние — мать с сыном, внимательно читающие книгу.
На другую скульптуру, извозчика на дрожках, преданно смотрит собака. Он словно появился из рассказа Антона Павловича Чехова «Тоска», рассказывая о своем умершем ребенке, бывшем единственным утешением в старости:
«— А у меня на этой неделе… тово… сын помер!
— Все помрем… — вздыхает горбач, вытирая после кашля губы. — Ну, погоняй, погоняй! Господа, я решительно не могу дальше так ехать! Когда он нас довезет?»
В окружении камня и меди мне становится отчаянно холодно и тоскливо. Ни одно кафе в это время еще не работает, остается лишь примоститься на лавочке возле медной красавицы и рассматривать архитектуру уездного Челябинска и новоделы нынешнего времени. Господствует на улице небоскреб «Челябинск-Сити», монументальный и даже какое-то время бывший самым высоким в России за пределами МКАД — 23 этажа, 111 метров вместе со шпилем. Небоскреб прозван горожанами Изолентой или Блютусом за характерный цвет; иногда его же зовут Блюхером, так как напротив мозаика с портретом маршала. В ансамбле Кировки здание выглядит, конечно, совсем инородным телом, не зря еще одним его прозвищем стало «голубой фаллос».
Установку скульптур на Кировке финансировали близлежащие заинтересованные профильные организации. Когда за финансовой помощью обратились к расположенному на улице банку, тот ответил отказом. Теперь у банка стоит скульптура… профессионального нищего! Была бы моя воля, я расставил бы такие визуальные напоминания у каждого банка, но больше всего мне тут понравились мяч в кепке и каменный Розенбаум, как ему и положено — усатый и лысый (привет радиации).