На тачанке, еще младенцем,Запеленатый полотенцем,Кочевал он в низовьях Дона.Шелестели над ним знамена.Он, крещенный в огне и громе,Вырос в харьковском детском доме,В казаки он играл когда-то,Лет семнадцати стал солдатом.Был на срочной и на сверхсрочной,Худощавый, прямой и точный.Обучался в пехотной школеДушным летом на Халхин-Голе.Всех на «вы» называл, суровый,Тонкогубый, бритоголовый.Он в огне отступал из Львова,Поднимался и падал снова.Весь израненный, не убитый,Знаменитым хирургом сшитый,Он под Каневского горою,На Днепре, получил Героя.До Берлина четыре разаБыло имя его в приказах.А теперь в городке немецкомКомендантом он стал советским.Особняк у него и дача, —Коменданту нельзя иначе.Он живет, — под угрюмым небомКормит немцев алтайским хлебом.Он бы отдал и дом, и дачу,И Саксонию всю в придачуЗа любой гарнизон далекий,Пусть на Севере, на Востоке...Где журчанье прозрачных речекМилой русской привольной речи....В сад выходит мой друг, полковник.Вдоль ограды растет терновник.Здесь цветы — и те не такие,Как на родине, как в России.Но приказа покуда нету,Чтобы службу оставить эту.1947