Товарищи офицеры

— Сергей Иванович, — протянул руку танцмейстер. — А опаздывать не годится…

Валя, спустившись со сцены, чуть слышно шевельнула губами:

— Здравствуйте.

На сцену, сменяя друг друга, выходили другие участники. Солдат у рояля с профессиональной, несолдатской легкостью чародействовал над клавишами.

Валя отдыхала, и Климов сидел рядом с нею.

— Я прошу вас забыть о том случае, хорошо? — попросила она. Ему ничего не стоило согласиться.

— Вы хорошо танцуете, — в свою очередь сказал Климов. — Почему вас не видели в батальонной самодеятельности?

— Так приказал майор Бархатов, — ответила она. Потом шепотом объяснила, что давно записана в хореографический кружок при Доме офицеров. Разве он не видел ее на первомайском концерте? Она только что вернулась из Крыма — в апреле там чудесно…

Нет, на первомайском концерте он не был.

— Вот уж не ожидала, что вы танцор! — тихонько пошутила Валентина Юрьевна.

Климов молчал. Фея! Он тоже не ожидал, она супруга комбата…

Они расстались с холодной вежливостью знакомых, не нужных друг другу. Птица-фея слишком близко свила гнездышко — в офицерском поселке, в недостроенной лагерной дачке.

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ

1

«Безвкусица!» — произнести это слово слишком мало для замполита, когда речь идет о нелепо-бутафорском оформлении ленинской комнаты. Но даже и это слово майор Бархатов не принял во внимание. И напрасно… Когда комната первой роты, оборудованная под личным руководством комбата, предстала перед глазами дивизионного начальства, было уже поздно…

Седой полковник — начальник политотдела — недовольно поморщился уже в тот момент, когда увидел клумбу у входа — клумбу без единого живого цветка, но зато — с затейливыми узорами из толченого кирпича, стекла и фаянса.

Тогда-то у входа майор Бархатов шепнул Воркуну:

— Клумба не прошла. Идите, Воркун, объясняйте идею комнаты…

Честный служака, Воркун встал в шаге от полковника, заслонив комбата и замполита. Полковник, остановившись посреди комнаты, оглядывал потолок, пол, яркие стенды — и странно поводил носом. В комнате тяжело пахло жирными красками.

— Еще не высохло, — объяснил Воркун.

— Чую, — ответил полковник. И дружелюбно посмотрел на ротного. Как благородный лев на забавного щенка. — Чую, капитан, чую.

Из ленинской комнаты вышли через минуту. Полковник взял капитана за локоть и говорил так, чтобы слышали идущие позади комбат и замполит:

— Понимаете, капитан, ведь это ленинская комната. А у вас погремушки, как в кафе-шантане. Вы Ленина читали? Какой язык! Какая страстность? А у вас? Я заглавия стендов прочитал… «Все, как один, сдадим нормы ГТО!», «Все, как один, повысим классную квалификацию!», «Все, как один, стрелять без промаха!»… А вы, капитан, промахнулись… Скучно. А буквы — золотом, в дециметр… Вот у танкистов лозунг белилами написан: «Броня не терпит дряблых мускулов!» И вам бы стихи написать… Маяковского, например…

Воркун ответил с внезапной готовностью:

— Слушаюсь, написать стихи! — Он произнес это так, словно не только «написать», но и сочинить стихи для него самого ничего не стоило. Только дайте приказ!.. Полковник улыбнулся и отпустил капитана. Два майора стояли позади: комбат — розовый до ушей, замполит — бледный, но спокойный.

2

Разговор с майором Железиным полковник продолжал в политотделе. О ленинской комнате — ни слова. Полковник не любил повторяться.

— Я вот посмотрел протокол вашего партийного собрания, — сказал он майору, когда оба удобно уселись друг против друга. — И встретил в протоколе странное выражение — «нейтралитет замполита». По-моему, это два несоединимых слова. Звучит, как «горячее мороженое». Нейтралитет партийного представителя в армии!..

Железин неловко пожал плечами, но оправдываться не стал. Тон полковника не походил на тон обвинителя: скорее всего, он не обвинял, а подсказывал.

— Бархатова мы знаем. Звезд с неба не хватает. Вот и понадеялись на вас, Семен Григорьевич. А вы слабохарактерность проявляете… У Бархатова — тенденция к внешнему, показному росту…

Как бы походя, полковник снова вспомнил про танкистов. Тамошний замполит сдал экзамен на водителя первого класса. Молодец. А как же иначе? Политработнику, не знающему технику, люди верят плохо. Для такого политработника все равно к чему призывать: «Пейте томатный сок» или «Стреляйте без промаха»…

…Лишь позднее оценил майор Железин спокойствие полковника. В сущности это спокойствие понадобилось начальнику политотдела, чтобы до конца, до самой глубины высказать майору свои партийные претензии. Поистине железный полковник!..

Но и у него, у полковника, нашлась слабость. Маленькая слабость многих начальников: похвалиться знанием самых, казалось бы, пустячных дел в батальонах и ротах. Полковник знал, что Ермаков в последние две недели резок с людьми, обижает Климова — «старательного юношу», что Артанян скоро женится. (А с академией у него не выйдет задержки?..) И еще полковник знал, что взвод Лобастова в батальоне называют показным (не образцовый, не опытный, а именно — «показной…»).

Свою осведомленность полковник объяснил просто: