Товарищи офицеры. Смерть Гудериану!

Для стапятидесятимиллиметровой осколочно-фугасной гранаты – скорее, много. Ибо и вся жизнь артиллерийского снаряда бесконечно коротка: стремительный старт в облаке рвущихся из ствола пороховых газов, недолгий полет вверх, выход в верхнюю точку баллистической кривой и короткое падение к цели. И эффектная мгновенная смерть, когда рвущаяся наружу тротиловая мощь превращает чугунное тело в сотни иззубренных осколков, в последней своей ярости способных только лишь убивать и калечить, прошивая насквозь хрупкую человеческую плоть, отрывая конечности, разрывая тела в окровавленные клочья.

Для человека, волею наводчика и судьбы избранного целью, – бесконечно мало. Что можно успеть сделать за последние пятнадцать секунд жизни? Да практически ничего. Разве что выйти на крыльцо покосившейся деревенской избы, спуститься по трем скрипучим ступеням крыльца и с улыбкой протянуть руку нежданному гостю и доброму знакомому.

В принципе генерал-полковник Герман Гот, командующий 3-й танковой группой вермахта в составе группы армий «Центр», вовсе не собирался заезжать в штаб 7-й танковой, которой командовал старый знакомец Ханс фон Функ. Но ранним утром какие-то большевистские недобитки расстреляли автомобиль замначштаба «семерки» полковника Ланге, и пришлось изменить маршрут, существенно усилив охрану. Уже в дороге Гот узнал, что они все равно будут проезжать мимо штаба, и решил заехать на хутор, заодно переговорив с Хансом относительно одной интересной новости из Берлина, обсуждать которую лучше исключительно лично, не доверяясь ни шифрованной радиосвязи, ни фельдъегерской почте.

Генерал-майор Ханс Фрайхерр фон Функ приезду товарища обрадовался, хоть и удивился, получив радиограмму. Странно, вроде бы наступление идет своим чередом, и даже окончательно выдохшийся к сегодняшнему дню русский контрудар не внес в первоначальные планы никаких особенно значимых изменений. Да и все подробности они обсудили не далее как на прошлой неделе, во время совместного заседания в оперативном штабе «быстроногого Хайнца», командующего 2-й танковой группы.

Заслышав шум мотора подъехавшего бронетранспортера, фон Функ натянул фуражку, мельком оглядел себя в зеркало, пригладил пальцем небольшие усики и вышел на крыльцо, успев как раз вовремя, чтобы увидеть, как Герман выбирается из легкого двухосного Sd.Kfz.260[10], который тот частенько использовал в качестве личного транспорта. Позади притормозила пара запыленных полугусеничных бронетранспортеров с охраной.

Одернув китель, генерал-полковник с улыбкой двинулся к зданию, заранее протягивая ладонь для рукопожатия. Когда между ними оставалось не более метра, высоко над головой возник едва слышимый, но столь знакомый любому фронтовику свербящий звук падающего снаряда, не похожий ни на заунывный вой авиабомбы, ни на резкий свист мины. Последних мгновений жизни обоим генералам хватило ровно на то, чтобы, стирая с лиц улыбки, взглянуть вверх, в ярко-синее русское небо с неспешно плывущими ватными корабликами легких облачков.

Первый же выпущенный старшиной Феклистовым фугасный «чемодан» с великолепной точностью, которой вряд ли удалось бы достичь специально, накрыл цель, рухнув точнехонько между двумя высокопоставленными генералами. Мощный взрыв не оставил от тел практически ничего, попутно разметав по бревнышку избу вместе с адъютантом и денщиком фон Функа и перевернув набок бронеавтомобиль. И тут же земля содрогнулась от еще двух взрывов: снаряды второго и третьего орудий нашли свои цели. Один разнес хозяйство дивизионных связистов, уничтожив несколько кучно стоящих под натянутыми масксетями радиомашин, второй поднял многометровый огненно-дымный фонтан во дворе хаты, где размещалась охрана генерал-майора.

И, прежде чем гитлеровцы наконец осознали весь кошмар происходящего, все стало еще хуже. Намного хуже – теперь снаряды падали один за другим: красноармейцы, отобранные старым артиллеристом в качестве заряжающих, наловчились и вошли в нужный ритм. Когда отгремел последний удар и ветер прибил поднятую десятками взрывов пыль и дым, хутора больше не существовало в природе. Как не существовало в природе и всего штаба 7-й танковой дивизии вермахта, оставшегося отныне только на бумаге в архивах ОКВ и в воспоминаниях немногих выживших, отделавшихся многочисленными ранениями и контузиями.

На перепаханной глубокими воронками, дымящейся земле валялись обезображенные трупы и обломки изодранного осколками, перекрученного ударной волной металла. Чадно дымили, разгораясь все сильнее, искореженные автомашины и бронетранспортеры. На самой окраине хутора, перегородив и без того узкую дорогу, застыл старенький Pz-I без башни и левой гусеницы, наконец-то завершивший свою беспокойную жизнь, начавшуюся еще на каменистых дорогах Испании. Ветер носил по рыже-черной, иссушенной жаром и тухло пахнущей сгоревшим тротилом земле обрывки каких-то бумаг, шевелил тлеющие окровавленные обрывки униформы, заброшенные взрывами на переломанные ветви потерявших листву деревьев.