Трагедии

Зовите в храм народ, чтоб царь предстал емуИ присягнули все владыке своему.Народ, левиты, царь, в смирении сердечномСкрепим опять союз Иакова с предвечным,Покаемся в грехах и принесем обетЧтить бога и блюсти его святой завет.Вновь, Авенир, вождем будь воинства царева.

ЯВЛЕНИЕ ВОСЬМОЕ

Иоас, Иодай, левит и все действующие лица предыдущего явления.

Иодай.

Ну что? Наказана ль преступница сурово?

Левит.

За нечистивость ей, злодейке, меч воздал.Весь Иерусалим, что столько лет страдалПод игом грешницы жестокой и лукавой,Взирает с радостью на труп ее кровавый.

Иодай.

Свидетель правого господнего суда,О иудеев царь, запомни навсегда,

Что в небесах есть бог, за беззащитных мститель,Судья земным царям и сиротам родитель.

Дополнения

Рассказ Терамена[332]

(пер. Г.Р.Державина)

Едва мы за собой оставили Трезен,

На колеснице он, быв стражей окруженный,

Стопами тихими уныло провожденный,

Задумчиво сидя, к Мецене путь склонял

И пущенных из рук возжей не напрягал.

Прекрасные кони, быв прежде горделивы,

По голосу его и кротки и ретивы,

Шли преклонив главы и туском их очей

Казались сходны с ним печалию своей.

Тут вдруг ужасный шум сквозь моря влагу бурну

Восстал и возмутил всю тишину лазурну,

Стон, гулами из недр подземных отразясь,

Вкруг глухо отвечал на волн ревущих глас;

Проник нам мраз сердца, застыла кровь сим дивом,

У сметливых коней восстали гривы дыбом;

Из черных бездн тогда средь бледна лона волн,

Поднявшися, восстал огромный водный холм,

Пред ним бегущий вал скача, плеща стремился

И в пенистых клубах в нем чудный зверь явился!

Широкое чело, рогастое грозит,

Как медна, чешуя блестя на нем горит, —

Подводный был то вол, или дракон ужасный, —

Крутя, горбя хребет и ошиб вьющий страшный

Завыл, — и со брегов вдруг огласился вой;

Померкли небеса его зря под собой,

Земля содрогнулась, весь воздух заразился,

Принесший вал его вспять с ревом откатился;

Бежало в страхе все, не смея против стать,

И всяк искал себя в ближайшем храме спасть;

Но только Ипполит, достойный сын героя,

Коней остановя, как бы среди покоя,

Берет свое копье, к чудовищу летит

И в чреве язву им широкую творит,

Страшилище с копья вспрянув остервенело;

Но падши под коней трепещущи ревело,

Каталось по песку зев рьяный разверзав,

Рыгало кровь и дым и пламенем дыхав,

Коней страшило, жгло. — Тут кони обуяли

И в первый раз еще внимать его престали,

Не слушают, летят, сталь в зубы закуся,

Кровь с пеной с бразд лиют чрез все его неся,

И даже говорят, что в страшном сем расскаке

Бог некий их чрева бодал во пыльном мраке,

С размаху врынулась упряжка между скал,

Ось хряснула сломясь, — и твой бесстрашный пал

Со колесницы сын, ее зря раздробленной,

Помчался вслед коней возжами заплетенной.

Прости мне, государь, мой плач! — Сей страшный вид

По гроб мой жалости слез токи источит!

Сам видел, государь, — иначе б не поверил —

Твой влекся сын копьми, которых он лелеил;

Хотел остановить; но гласом их пужал,

Поколь сам кровью весь облившись трупом стал.

Стенаньми нашими окрестность оглашалась;

Но ярость конская отнюдь не уменьшалась. —

Остановилися уж сами близ гробниц,

Где древних прах царей почиет и цариц —

Бегу туда, воплю, — и стража вся за мною,

Истекша кровь струей вела нас за собою,

Покрыты камни ей, обвит власами терн,

По коему он был порывисто влечен. —

Пришед его зову. — Он длань простря мне бледну

Открыл полмертвый взор и ниспустил дух в бездну,

Сказав: "Безвинно рок мои отъемлет дни. —

Арисию по мне, любезный друг, храни. —

И выдет мой отец когда из заблужденья,

К сыновней злой судьбе окажет сожаленья,

Проси печальну тень спокоил чтоб мою,

Ко пленнице явил щедроту бы свою

И ей бы возвратил ..." При сих словах мгновенно

Оставил нам герой лишь тело обагренно, —

Печальнейший предмет свирепости богов, —

Кого бы не познал и самый взор отцов.

Сон Гофолии[333]

(пер. П.А.Катенина)