Трагедии

Вам не сказал никтоО том, что в этот час, столь горестный, случилось?Когда мы шли сюда, царевна появиласьПростоволосая, с безумием в глазах,И к храму ринулась, откуда скорбный прахВсесильного царя наружу выносили.И, словно некоей слепой подвластна силе,Свой извлекла кинжал, не разжимая губ,Пронзила грудь себе и рухнула на труп.

Орест.

Примерно наказать меня решили боги.

Хвала бессмертным вам за то, что вы столь строги,Столь непреклонны к тем, кто возбудил ваш гнев!Вы, в замысле своем жестоком преуспев,Добились длительным и неотступным мщеньемТого, что стал я сам несчастья воплощеньем,Для этой цели я и был на свет рожден,И цель достигнута. Я удовлетворен.Теперь, чтоб до конца исполнились все судьбы,В их и в своей крови мне надо утонуть бы,И смерть желанная положит пусть конецНепримиримому раздору трех сердец.

Пилад.

Орест, мой друг!

Орест.

Как! Пирр, тебя я снова вижу,Мой враг, которого так страстно ненавижу?Ведь мною ты убит. Кто ж мог тебя спасти?Еще один удар я должен нанести?Но что это? Его целует Гермиона,Смотря на милого умильно и влюбленноИ гневно — на меня. Бессилен я пред ней...А что там позади? Я вижу клубы змей[34]

...Там злые демоны! О, преисподней дщери!Пришли меня терзать вы, как добычу — звери?Те змеи, что шипят на ваших головах,И те бичи, что вы сжимаете в руках,Не для меня ль они? Что ж, мучьте и влекитеМеня во мрак... Но нет! Ей право уступитеЗамучить до смерти того, кто изнемог.Она хищнее вас. Вот лакомый кусок:Я сердце ей свое бросаю на съеденье!

Пилад.

Смотрите, он без чувств! Утихло исступленье.

Нам мешкать — смерть. Скорей страдальца унесем,Покуда ярость вновь не пробудилась в нем.

Британик[35]

(пер. Э.Л.Линецкой)

Его светлости герцогу де Шеврез[36]

Ваша светлость!

Вы, быть может, с удивлением увидите свое имя на первом листе этой книги; испроси я вашего согласия на то, чтобы посвятить ее вам, вы скорее всего отказали бы мне в моей просьбе. Но меня можно было бы обвинить в неблагодарности, если бы я и доле утаивал от света доброе отношение, которым вы всегда меня удостаивали. Какое зрелище являл бы собою тот, кто трудилс бы только во имя славы и при этом умалчивал о покровительстве столь высоком, как ваше!

Нет, ваша светлость, я не откажусь от почетного права оповестить всех о том, что даже мои друзья вам не безразличны, что вы проявляете участие ко всем моим замыслам, что благодаря вам я имел честь читать это творение человеку, чья каждая минута драгоценна[37]. Вы были свидетелем тому, с какой проницательностью судил он о построении моей пиесы и насколько его понятия о трагедии истинно безупречной превышают все, что я в силах создать.

Не опасайтесь, ваша светлость, что я не ограничусь этим и, остерегаясь восхвалять его в глаза, буду и далее обращаться к вам, дабы возносить ему хвалу с большей непринужденностью. Мне ведомо — утомлять его внимание хвалою небезопасно, и, смею сказать, ка к раз эта скромность, присущая вам обоим, особенно крепко связывает вас друг с другом.