Трагедии моря

Одинаково гадким было проституирование науки, оправдывавшей уничтожение китов. В 1946 году страны, наиболее активно занимавшиеся китобойным промыслом, образовали Международную Китобойную Комиссию (МКК) с целью, как они провозгласили, обеспечения охраны запасов китов и научно обоснованного регулирования размеров промысла. Что удивительно, многие ученые поддались на уговоры использовать свое имя и репутацию для самого циничного манипулирования.

С самого начала МКК была не более чем дымовой завесой, созданной корпоративной промышленностью при полной поддержке правительств и подобострастных ученых стран— членов МКК, под прикрытием которой велось систематическое истребление всемирной популяции китов. Подробное описание уверток, откровенной лжи, тошнотворных поучений и злоупотребления наукой, к которым прибегала МКК, выходит за рамки нашего повествования, но тем, кто сможет переварить несъедобные подробности, рекомендую почитать книгу Роберта Мак-Налли «Столь безжалостное опустошение».

Мак-Налли так резюмирует фальшивую сущность этой самообслуживающей политики: «Согласно избитой либеральной идеологии, предприниматель, извлекающий прибыли из эксплуатации каких-то ресурсов, будет стремиться сохранять эти ресурсы с тем, чтобы извлекать прибыль как можно дольше. Таким образом, развивалась аргументация, влияние рынка содействует сохранению окружающей среды. Может, это и хорошо для престижной деятельности корпоративных компаний, но капиталисту, вложившему деньги в китобойный промысел, ровным счетом наплевать, будут ли в море киты через полсотни или сотню лет или нет. Его заботит одно — хватит ли китов на его век… Он не перестанет убивать, пока может получать хоть какую-то прибыль… Силы рынка не служат тормозом уничтожению; они фактически ему содействуют. Жадность сохраняет только саму себя».

Когда я жил на островах Бергео у Ньюфаундленда, моим другом и соседом был «дядя» Арт Бэггс, рыбачивший на юго-восточном побережье с 1890-х годов. Он вспоминал, что впервые увидел китов в восьмилетием возрасте, когда они с отцом выходили на плоскодонке ловить треску в прибрежных водах Пингвиньих островов.

«Дело было зимой, и ловить рыбу было трудновато. Острова лежат милях в двадцати от берега… да и какие это острова — одни утесы да подводные рифы… Мы выходили туда по понедельникам и оставались там, пока хватало еды…

В те времена на побережье паслись тысячи большущих китов. Они стаями гонялись за сельдью, а мы ловили свою треску. Бывало, нам казалось, что нашу лодку, одну-одинешеньку, со всех сторон окружают киты, словно флотилия больших кораблей. Но киты нас никогда не трогали, и мы их тоже. Частенько какой-нибудь большой самец пускал фонтаны так близко от нас, что можно было доплюнуть жвачку до его брюха. Мой старик говаривал, что это они нарочно нас дразнят — шутка, конечно, вы понимаете».

В 1913 году, как раз зимой, Артур стал свидетелем исчезновения полосатиков.

«Еще в 1900 году эти норвежцы построили жиротопню восточнее Кейп-ла-Хьюна. Они назвали ее «Балаэна», и я скажу тебе, сынок, грязное это было место! У них было два-три небольших паровых китобойца с гарпунными пушками, и они никогда не стояли без дела. Чуть не каждый день они приволакивали по паре желтопузых [синих китов] или финвалов и на берегу их разделывали. Наплевать, что воняло на десять миль окрест.

А туши на воде! Содрав с дохлых китов все сало, они выбрасывали их в море, туши чернели и так распухали, что казалось, их выталкивает из воды. Бывали дни, когда я выходил в море порыбачить, и мне казалось, что за ночь там выросла целая куча новых островов — штук пять-шесть сразу, и над каждым висело облако из тысяч чаек.

Зима тогда стояла суровая, и я выходил на Пингвиньи острова реже, чем в хорошие зимы, но когда я выходил туда, я почти не встречал живого кита. Потом наступил февраль, и однажды морозным и ветреным утром, когда я рыбалил траловой сетью у Оффер-Рок, я вдруг услышал его шумное звучное дыхание. Плоскодонку даже вроде как затрясло.

Я повернул голову и увидел финвала. Такого огромного — с каботажное судно — я никогда раньше не встречал. Кит плыл поверх самой воды, тяжело дыша и выдувая вверх футов на двадцать кровавые фонтаны… в его боку зияла дыра, в которую влезла бы большая бочка.

Признаться, я здорово испугался… Я попытался как можно тише убрать весла в лодку, но он пошел прямо на меня, и мне ничего другого не оставалось, как схватить весло в руки и попытаться оттолкнуть его от лодки, но так близко к ней кит не подошел. Он отвернул в сторону и ушел под воду, и больше я его не видел… да и не вижу больше таких, как он, вот уже лет пятьдесят».

В середине 1950-х годов, к удивлению более молодых рыбаков, никогда раньше не видевших полосатиков, на юго-восточном побережье снова появились несколько финвалов. С полдюжины их даже остались зимовать в водах островов Бергео. Артур с энтузиазмом приветствовал их возвращение, и, когда мы с женой посетили эти острова в 1962 году, он показывал нам китов, радуясь так, будто они были его собственностью.