Трагедия личности

Представляет ли собой в пору юности это поле проявления полный конформизм или крайнюю отстраненность, самоотдачу или протест, нам следует всегда помнить о том, что человеку необходимо реагировать (реагировать наиболее интенсивно именно в юности) на многообразие условий. В рамках психосоциальной эволюции мы можем приписывать весьма различный смысл как склонному к идиосинкразии индивидуалисту, так и конформисту, в зависимости от различия исторических условий. Ибо здоровый индивидуализм и преданная отстраненность несут в себе протест и стремление служить некой целостности, которую необходимо восстановить, иначе без нее может сойти на нет вся психосоциальная эволюция. Таким образом, адаптация человека к обществу всегда предполагает своих беглецов и бунтарей, которые отказываются приспосабливаться к тому, что часто именуют, придавая этому замечательному сочетанию дурное звучание апологетического и фаталистического понятия, «условиями человеческого существования».

Отстраненность и формирование идентичности у крайних индивидуалистов часто связаны с невротическими и психотическими симптомами или, по крайней мере, с затянувшимся изоляционным мораторием на вступление в прочные отношения с другими людьми, от которого страдают все, кто в период юности чувствует себя отчужденным. В «Молодом Лютере» я предпринял попытку поместить подобные страдания незаурядного молодого человека в контекст его величия и места в истории.

* * *

Однако не наша цель обсуждать вопрос, который для многих молодых является самым насущным и на который нам, со своей стороны, всего труднее ответить, а именно: какова связь между одаренностью и неврозом. С другой стороны, мы просто обязаны охарактеризовать специфическую природу юношеской психопатологии, или, говоря более конкретно, отметить огромное влияние феномена верности на психопатологию молодого человека.

В классическом случае психопатологии в данной возрастной группе, а именно в опубликованном Фрейдом описании его встречи с восемнадцатилетней девушкой, страдающей «petite hysterie»[20]. Интересно вспомнить, что в конце лечения Фрейда привело в замешательство то, «какого рода помощь» хотела получить от него девушка. Он связал с ней свою интерпретацию структуры невротического расстройства девушки, интерпретацию, ставшую центральной темой этой классической публикации о психосексуальных факторах в развитии истерии. Эти клинические записи Фрейда остаются на удивление свежими даже спустя десятилетия, но сегодня данный случай ясно показывает психологическую сконцентрированность девушки на вопросах верности. Действительно, можно сказать, нисколько не преувеличивая, что социальную историю больной характеризуют три момента: сексуальная неверность со стороны одного из самых важных в ее жизни взрослых; вероломство отца девушки, которое было причиной, ускорившей развитие заболевания; странная тенденция со стороны всех взрослых, окружавших девушку, делать ее доверенным лицом в своих делах без достаточного внимания к ее проблемам, без признания того, что способствовало развитию ее болезни.

Фрейд, конечно, концентрирует свое внимание на других вещах, вскрывая, словно некий психохирург, символический смысл симптомов девушки и всей истории вообще; но, как всегда, он сообщает и много интересных данных, лежащих на периферии его интересов. Так, среди сведений, которые привели его в замешательство, Фрейд сообщает, что его пациентка была «почти уверена в том, что все считают ее человеком, который просто много фантазирует» и выдумывает условия, делающие ее больной. Там же он пишет, что девушка «с беспокойством все время пыталась удостовериться, до конца ли я искренен с ней» — или так же вероломен, как ее отец. Когда, в конце концов, она отказалась от аналитика и его анализа «ради конфронтации с окружающими ее взрослыми и их тайнами, которые она знает», Фрейд посчитал это актом мести по отношению к взрослым и к нему тоже; и эта часть интерпретации хорошо укладывается в общую схему его интерпретации.

Тем не менее, как мы теперь можем увидеть, в этом настойчивом требовании исторической правды есть нечто большее, чем просто отрицание внутренней правды — особенно в юном существе. Ибо вопрос, к какому типу молодым людям причислить себя, причислить необратимо — к правдивым или к обманщикам, к слабым или к бунтарям — является в их сознании вопросом первостепенной важности. Столь же важен для них и вопрос, правильно или неправильно они поступают, не принимая условия, которые делают их слабее: он важен в качестве инсайта в отношении того, что из себя вообще может представлять структура их слабости.

Другими словами, они настаивают на том, что смысл их слабости становится постижимым в переформулировке исторической истины, как она является в их собственных инсайдах и искажениях, но не в связи с понятиями окружающего мира, в отношении которых им бы хотелось, чтобы те «были возвращены к разуму» (как сформулировал это отец Доры, когда привел ее к Фрейду).