Трагедия личности

Современный мужчина, вынужденный ограничить свою плодовитость, склонен рассматривать вопрос участия в производстве потомства как решаемый технической возможностью сделать сознательный выбор в деле оплодотворения. К такому выбору мужчины должны быть подготовлены. И все же такая «безопасная» история любви, если ее сопровождает простое уклонение от зачатия потомства и отрицание воспроизводства, может у некоторых быть источником такого же сильного напряжения, как и само отрицание половых сношений. Вполне может возникнуть специфический комплекс вины от игры с «огнем созидания». Поэтому важно, чтобы управление продолжением рода руководилось не только признанием психосексуальных потребностей человека, но и универсальным чувством генеративной ответственности по отношению ко всем людям, которые появляются на свет. Это будет включать в себя (помимо средств предохранения) совместную гарантию каждому ребенку возможности такого развития, которое мы здесь описали.

* * *

Приближаясь к последней стадии, мы осознаем тот факт, что наша цивилизация на самом деле не содержит понятия всей жизни, как цивилизации Востока: «На службе — конфуцианец, в отставке — даосист». Так как наш образ мира — это улица с односторонним движением к безостановочному прогрессу, который прерывают только большие и малые катастрофы, наши жизни должны представлять собой улицы с односторонним движением к успеху — и внезапному забвению.

И все же, если мы говорим о цикле жизни, мы в действительности подразумеваем два цикла в одном: цикл одного поколения, заканчивающийся в следующем, и цикл индивидуальной жизни, подходящий к концу. Если цикл во многих отношениях возвращается к своему собственному началу так, что самые старые становятся снова, как дети, вопрос состоит в том, есть ли это возврат к детоподобию, осененному мудростью или ограниченной детскостью. Это важно не только в пределах цикла индивидуальной жизни, но также в пределах цикла поколений, ибо жизненный уклад может только ослабеть, если свидетельство повседневной жизни подтверждает затянувшуюся последнюю фазу человека как утвержденный период детскости. Любой промежуток цикла, прожитый без полного смысла в начале, в середине или конце, ставит под угрозу ощущение жизни и смысл смерти у всех, чьи стадии жизни переплетаются.

Индивидуальность здесь находит свою последнюю проверку, а именно — существование человека у входа в ту долину, которую он должен пересечь в одиночку. Я не готов обсуждать психологию «последней заботы». Но в заключение своего очерка я не могу избавиться от ощущения, что описанный порядок предполагает экзистенциальную завершенность великого Ничто и актуальность цикла поколений. Ведь если в цикле жизни есть какая-либо ответственность, это должно быть то, чем одно поколение обязано следующему, та сила, которая позволяет ему по-своему встретить последние заботы — не поддаваясь истощающей нищете или невротическим расстройствам, вызванным эмоциональной эксплуатацией.

Каждое поколение должно найти мудрость веков в форме своей собственной мудрости. Сила у старых принимает форму мудрости во всех ее значениях — от зрелых «хитростей» до богатства знания и освобождения от временной относительности.

Мудрость, таким образом, — это особое участие в самой жизни перед лицом самой смерти.

Только такая целостность может уравнять отчаяние знания того, что ограниченная жизнь подходит к осознаваемому завершению, только такая целостность может переступить мелкое отвращение от законченного и пройденного чувства, от отчаяния, от наступления периода относительной беспомощности, которые отмечают конец, как они отмечали начало.

Конечно, есть лидеры и мыслители, которые провели долгие продуктивные жизни на должностях, на которых мудрость важна и востребована. Есть те, кто чувствует себя проверенным в многочисленном и сильном потомстве. Но они также, в конце концов, присоединяются к престарелым, ограниченным своим сужающимся пространством-временем, в котором лишь несколько вещей в своей самодостаточной форме издают последний шепот подтверждения.

Часть 3. Бремя идентичности: индивидуальное и историческое

(из цикла лекций «Инсайт и ответственность»)

Идентичность и утрата корней в наше время[23]