Трагедия личности

Так замыкается порочный круг. Ведь даже там, где тоталитарное преступление, кажется, в самом деле оборачивается успехом и ростом благосостояния, тоталитаристская ориентация не может привести к той относительной тотальности жизненного опыта, которая лежит в основе как личности, так и культуры. Равным образом, те, которые преодолевают образ преследователя, не могут достичь спокойствия простыми актами справедливой мести, с помощью которых они пытаются уничтожить вместе с преступниками саму память о преступлении. Если учитывать средства уничтожения, которые будут в распоряжении лидеров будущего, наша историческая память явно нуждается в более ответственной оценке зла, которое угрожает человечеству всякий раз, когда новые поколения отказываются от всякой другой идентичности, кроме идентичности самоутверждения через отречение от всего.

Далее, ключом к проблеме идентичности (что видно из самого термина) является способность «эго» сохранять самотождественность и неразрывную целостность, несмотря на многочисленные перемены судьбы. Но судьба всегда сочетает изменения внутреннего состояния, являющиеся результатом следующих друг за другом периодов жизни, с изменениями в социальной среде, в исторической ситуации. Идентичность означает также своего рода эластичность сущностно важных структур в процессе перемен. Таким образом, хотя это может показаться странным, необходимо, чтобы прочно утвердившаяся идентичность претерпевала радикальные изменения, ибо такая идентичность содержит в себе базовые ценности, общие для разных культур. Здесь мы можем вспомнить о ценностно значимых для польского крестьянина идеях семьи, труда и религии, относительно нетронутыми перенесенных в городские кварталы и на сталелитейные заводы Питтсбурга, с болотистых и плодородных равнин Польши в дымные и производительные современные промышленные центры. Или вспомним о «примитивной» исключительной приверженности йеменцев к Книге книг, как к связующему звену между древностью и современным миром литературы, и о важном замечании Бен-Давида, что больше шансов влиться в израильское общество у тех иммигрантов, которые привозят с собой хорошо интегрированный образ «своего Я» и идентичность со своей социальной группой. Эти примеры также подтверждают, что идентичность не есть закрытая внутренняя система, невосприимчивая к изменениям, но скорее — психологический процесс, который сохраняет какие-то существенно важные как для отдельной личности, так и для общества особенности.

* * *

Опасность любого периода крупномасштабной неукорененности и переселения состоит в том, что этот внешний кризис нарушает иерархию кризиса развития и внесенные в нее коррективы у слишком большого числа отдельных людей и у целых поколений, а также в том, что человек теряет именно те корни, которые особенно прочно должны быть внедрены в принципиально значимые жизненные циклы. Истинные корни человека питает последовательная смена поколений, и он теряет свои стержневые корни там, где разрывается эволюция его как общественной личности, а не в покидаемой им стране…

Тот «комплекс пациента», который вызван утратой корней из-за внешних причин, и тот, который имеет психические мотивы, тесно примыкают к области активного «самовыкорчевывания». Это характерно как для беспомощных, но любящих приключения людей, так и для духовно беспокойных и при случае действительно творческих личностей — деятелей восстановления.

Однако, тем, кто выставляет напоказ позицию аутсайдера ради собственного удовольствия, я бы рекомендовал осознать глубокую мысль Альбера Камю, создавшего непревзойденный в наше время литературный образ экзистенциального состояния человека — «l’etranger» («посторонний»). Но жить с философией «постороннего» — одна из альтернатив зрелого человека, незрелая личность должна обрести родную почву в реальной работе и реальной любви.

Именно Камю напомнил нашей молодежи об «этой стороне человека, которая всегда должна быть защищена». И молодежь — настолько, насколько это не обязывает к воинственным идеологиям — пытается защитить эту сущность многими парадоксальными и противоречивыми способами, с головой бросаясь в работу или, напротив, ничего не делая, отвергая всякий психоанализ или, наоборот, заходя в нем слишком далеко. Не всегда понятно, но, тем не менее, зачастую верно, что таким способом молодые отказываются быть лояльными к устаревшим основам морали для того, чтобы проявить лояльность к некоей смутно угадываемой этике.