Трагедия войны. Гуманитарное измерение вооруженных конфликтов XX века

Создание Центрального штаба партизанского движения (ЦШПД) в конце мая 1942 г.[441] не только способствовало дальнейшему развертыванию вооруженной борьбы в тылу противника, но и вывело партизанскую политикоэкономическую разведку на новый уровень. «Развитие партизанского движения в тылу противника, – объяснял в июле 1942 г. П. К. Пономаренко литовскому коллеге, первому секретарю ЦК КП (б) Литвы и главе Литовского штаба партизанского движения Антанасу Снечкусу, – открывает широкие возможности для <…> приобретения всех тех сведений, материалов, документов, которые позволили бы глубоко изучать политическое и экономическое положение в тылу противника»

[442]. Именно поэтому организаторы первых краткосрочных курсов ЦШПД по агентурной разведке «для работающих во временно оккупированных немцами областях Союза ССР» включили в программу подготовки курсантов объяснение важности и конкретных методов политико-экономической разведки[443]

. В партизанских разведдонесениях прочно закрепились сообщения о самых разных не «сугубо военных» процессах и событиях – от политико-административного режима оккупированных территорий до материального положения их населения, его настроений, а также политической активности.

При этом еще большее внимание стало уделяться отношениям оккупантов и оккупируемых, а среди последних – коллаборационистам и националистам (которые в это время еще воспринимались Москвой как единое целое). В том же письме-наставлении А. Снечкусу П. К. Пономаренко причислил к сфере интересов разведчиков-партизан «деятельность враждебных СССР националистических формирований»[444]. На протяжении лета 1942 г. в разведсводках самых различных партизанских формирований появились особые главы, посвященные ситуации за линией фронта. В них содержались более или менее подробные описания примеров изменнического поведения жителей в оккупации

[445]. Сделав выводы из данной информации, в начале ноября 1942 г. ЦШПД разослал по подчиненным партизанским штабам специальную инструкцию об усилении разведки и агентурной разработки коллаборационистских воинских формирований, а также пропагандистской работы против них и в их рядах. В доказательство возможности таких действий партизанам объяснялось, что «добровольческие отряды» вовсе не однородны по своему составу, т. к.

«помимо предателей, идущих добровольно на службу к оккупантам, немцы системой террора, обмана, шантажа и принудительными мобилизациями добиваются того, что некоторая часть местного населения и военнопленных пополняет эти отряды»[446]

.

Как следствие, с осени 1942 г. значительно усилился поток направляемых в крупные республиканские партизанские штабы и в ЦШПД разведдонесений и сводок о реальных коллаборационистах, а также о жителях оккупированных территорий, заподозренных в пособничестве врагу в той или иной форме [447]. Основываясь на полученной информации, в начале 1943 г. разведотделы указанных партизанских командных инстанций уже были способны представить объемные справочные документы о развитии и активности – боевой, агитационной, культурной и т. д. – различных действовавших в тылу немцев коллаборационистских и националистических организаций вроде украинской ОУН – УПА[448]. Помимо этого, на основе открытых печатных источников оккупационной администрации составлялись описания ее чиновничьего аппарата, включая имена и должности руководителей местного самоуправления[449].