– Ну, чё? Не сплю, засыпаю…
Поздний вечер. 23.00.
Мальчишки лежали в постелях. Мальцев, плотно прикрыв дверь, возился на кухне: едва слышно гремел посудой, чем-то постукивал, ножом вроде… Или завтрак на утро готовил, догадался Никита, или завтрашний ужин…
– Погоди засыпать, – поворачиваясь к другу, подперев голову рукой, шёпотом, тревожно потребовал он. – Дядь Гене одному наверное трудно. Понял? Видишь какой он всё время грустный?
– Где? Я не заметил. А что?
– Надо что-то делать.
– Посуду мыть? Я могу.
– Мелюзга!
– Сам мелюзга. А что? – Генка, скрестив ноги, сел на своей кровати. Неясная тень на фоне стены смотрелась взъерошенной.
– Посуду и всё остальное – по графику.
– Ну, я помню. А что?
– Мужчине, я слышал, без жены трудно. Без женщины.
– Мне не трудно.
– И мне нет. Но он большой, взрослый, и у него была жена…
– Которая Алла?
– Да.
– Так она же ушла! – Генка всплеснул руками.
– Я знаю. Поэтому он и грустит.
Генка подумал и предложил:
– А давай его спросим! – Генкина тень «клюнула» вперёд.
– Ну да. Я что, маленький о таком спрашивать. И без того сам знаю.
– И я…
Никита тоже сел на кровати.
– А давай к ней позвоним, или съездим… – предложил он.
– Давай, – с готовностью отозвался Генка. – А как?
– Не знаю, – расстроено признался Никита. – Надо придумать. Нам нужно сказать ей, что Мальцев хороший. И мы…
– Что мы?
– Мы тоже хорошие…
– О, а я могу ей гамму на две октавы сыграть… – восторженно предложил Генка. – Правда-правда… – зашептал он азартно. – У меня уже иногда получается. Да, чесслово, без ошибок… Дядь Лёня сегодня сказал: «Молоток. Ты меня радуешь», вот. Да-да, сказал… Слышал?
Никита это пропустил, это понятно, это само собой…
– Она не будет слушать, – с нажимом произнёс он. – Она злая.
– Почему? – удивился Генка. – Что мы ей плохого сделали? Я ничего. Я даже её не видел.
– И я ничего. Но она же не музыкант, не мужчина…
– Это да. Она бы так быстро гамму на флейте не запомнила… А у тебя вообще сложняк. Ни одной дырки на тромбоне, ни одного клапана… Я б вообще там не запомнил. А мундштук какой здоровый! Провалиться можно.
– Ты бы запомнил. Только у тебя рука короткая… Там же 7-я позиция…
– У меня? А давай смеряем!
– Давай…
Мальчишки вскочили, встали друг к другу боками, Никита развернул Генку правым боком, выровнял его и своё правое плечо. Вытянул вниз руку… Сравнил. Генкина рука на целую ладонь была короче…
– Видишь. Я говорил.
– Зато у меня звук выше, чем у твоего тромбона, – с обидой в голосе заявил Генка.
– А у меня ниже… – парировал Никита.
С этим Генке пришлось согласиться.
– Да… – со вздохом произнёс он, забираясь в кровать. – Потому что у меня «пикколка» маленькая, а у тебя большая… А рука, если хочешь знать, отрастёт, дотянется…
– А зачем тебе длинная рука, ты что ли пианист, баскетболист… Сам же говоришь, флейта у тебя маленькая! Зачем тебе лишние эти… метры…
– Ни зачем. Мне не надо. Мне итак хорошо.
– Вот. Я и говорю… А у неё есть телефон?
– У кого? А-а-а… Не знаю. Я же её не видел, ты что! Наверное есть. Сейчас даже у многих детей телефоны… Идёт себе такой… Даже ноты не знает, а телефон уже есть… А давай попросим дядь Гену, чтобы нам тоже купил, а?
– Зачем? Чтобы я тебе звонил, а ты мне? Я и без телефона с тобой могу разговаривать…
– Я тоже…
Мальчишки помолчали… Так же шёпотом, тишину нарушил старший.
– Ты как думаешь, у неё такая же фамилия, как и у дядь Гены, нет?
– У неё? Такая же… а какая же… Только её зовут Алла…
– Это я понимаю… Значит, нужно у дядь Гены в записной книжке посмотреть на букву «мэ»
– Не «мэ», а «ма».
– Почему «ма»?
– Ну он же Мальцев, значит «ма».
– А-а-а… правильно. Правильно дядь Лёня про тебя сказал «молоток». Рубишь!
– Ну так… Музыкант же я, флейтист. А ты знаешь, что флейта, самый первый инструмент в оркестре, нет?
Никита отмахнулся:
– Ага, знаю, тромбон тоже. Не сбивай. Тогда, значит, посмотрим и на ту, и на другую букву, чтоб не пропустить.
– Ага. А как?
– Завтра, пока дядь Гена будет бриться, ты у него и вытащишь из кителя.
– Я!! – в ужасе воскликнул Генка, аж ниже стал, едва с уровнем кровати не сровнялся.
– Ну давай я… – с напряжением в голосе предложил Никита. – Тогда отвлекать будешь его ты…
Генка недоумевал. В толк взять не мог…
– Мы ж слово им да-али!! – Даже заикаться начал.
– Дали, – почти спокойно ответил Никита, оглянувшись на закрытую дверь чётко Генке произнёс. – Но это один раз, последний. Для дела же… Не для себя… Чтоб Мальцев не хмурился…
О, ради этого Генка мог пойти на некоторые отступления от высоких договорённостей. Только ради этого.
– Ладно, я его буду отвлекать, – с трудом выдавил из себя.
– Хорошо. Это по настоящему в последний раз, – строго произнёс Никита, даже пальцем пригрозил. – Последний, понял!
– Это ты кому?
– Себе.
– А-а-а… – Генка сладко зевнул. – Давай тогда спать, завтра с утра зарядка…
– Может дядь Гена проспит?
– Ага, жди! Держи… карман… ши… шире… – Генка вновь длинно зевнул. – Он может… и в три часа но-о-очи вста-а-ать, – сам себе, уже засыпая, бормотал Генка. – И в два, и в…
Никита прислушался… Генка уже молча сопел, спал…