— Не говорите глупостей. Полная власть была у нас и так. Мы решили увеличить скорость человеческих переживаний, максимально разогнав мозг. В позднем карбоне вы делали то же самое с компьютерами — у вас это называлось «оверклокинг». Если ускорить человека в два раза и заставить его прожить две жизни за время одной, мы получим в два раза больше баблоса…
— Простите? Что это?
— То же, что агрегат «М5». Я уже объяснял. А человека можно разогнать не в два раза, а в сто. Представляете, что произойдет с вампоэкономикой? Какие прибыли будут у криптоакционеров?
— Представляю…
— Нашим ученым пришлось решить огромное число беспрецедентных биологических задач. Самой сложной было быстрое переформатирование нейронных связей мозга.
— Переформатирование нейронных связей, — повторил кукуратор. — Никогда не слышал. А зачем это?
— Чтобы не терзали воспоминания. Мозг не должен ничего помнить про прошлый цикл. Ну, почти. Конечно, какие-то смутные эмоциональные отпечатки остаются, но… В общем и целом, они не мешают. Задача была решена. В результате этих исследований появился стартап «Розенкранц и Гильденстерн живы».
— Расскажите про настоящего Гольденштерна, — попросил кукуратор. — Моя разведка…
— Наплела много странного, — ответил Розенкранц. — Я знаю.
— Кто такой Гольденштерн?
— В каком смысле? Разве вы не в курсе?
— Я в курсе, — улыбнулся кукуратор. — Но почему он каждый день восходит над баночной вселенной как солнце? Очень убедительное солнце? Ведь настоящее солнце — это вы.
— Мы не солнце, — сказал Розенкранц. — Мы скорее черная дыра. Вокруг нас все вращается, но нас не видно даже в упор. А Гольденштерна невозможно спрятать все равно. Синхронное излучение множества банок будет ощутимо из-за психического резонанса. Так что лучше сделать на этой основе небольшое декоративное светило, про которое нельзя говорить. Метафора окончательного успеха должна быть наглядной.
— Но в чем же… э-э-э… в чем, собственно, смысл, э-э-э…
— Гольденштерна как мистерии?
Кукуратор благодарно кивнул — он вряд ли догадался бы так сформулировать вопрос.
— Да. Именно.
— Смыслов много, — ответил Розенкранц. — Гольденштерн — это наша сельскохозяйственная ферма. Полностью автоматизированная ферма. Ну, как у вас в Сибири. Кроме того, любое запрещенное слово — это спецсимвол, на котором конденсируется агрегат «М5». ГШ-слово — одна из наших главных второсигнальных антенн. Затем, Гольденштерн — это новый человек. Достигший предела эволюции. Человек разогнанный.
— Почему?
— Купленная отсрочка пройдет. Как вы полагаете, что мы делаем с банкой, когда оплаченное время кончается?
— Включаете Бетховена?
— В каком смысле?
— Ну, так у нас говорят. Усыпляете? Отключаете от жизнеобеспечения?
— Подумайте еще раз…
— Ага, — сказал кукуратор, — вот что… Вы… Вы ее разгоняете?
— Конечно, — ответил Розенкранц. — Мозг, съезжающий с первого таера во тьму забвения, становится одной из наших рабочих ламп. Знаете, как выглядит будущее человечества? Напряженно гудящие на полках подземных оранжерей мозги, разогнанные на полную мощность. Понятно, надо оставить на поверхности возобновляемый биоресурс, но совсем небольшой. Цивилизация становится зеленой и бездымной. Мы сделали расчеты — даже не нужны новые мозги, достаточно разогнать те, что уже в банках. Но любители вечности все прибывают и прибывают. Поэтому мы не торопим события. Мы выполняем свои обязательства и никуда не спешим. Мы честные партнеры. Рано или поздно срок кончится у всех…
— Понятно… А что чувствуют ваши лампы?
— Вы, как государственный деятель, должны понимать, что это неважно, — ответил Розенкранц. — Совершенно не важно, что они чувствуют. Обычные человеческие переживания, не хуже и не лучше.
— Но с ними происходит одно и то же?
Розенкранц кивнул.
— Экономнее гнать все стадо через одну симуляцию. Я имею в виду, синхронно. Но вот повторять эту симуляцию раз за разом нельзя — упадет выработка агрегата «М-5». Нейронные связи и контуры надо обновлять. Нужен коллективный сон, меняющийся каждую ночь. И еще, конечно, необходима имитация родовой травмы в каждом цикле, это Судоплатонов вам верно объяснил. В конце или в начале — не играет роли.
— Моя разведка доносила, — сказал кукуратор, — что Гольденштерн успевает прожить целую жизнь с заката до рассвета. Но почти все его жизни обычные — серые, мучительные и малоинтересные.
— Да, — ответил Розенкранц. — Тут существенно не содержание, а скорость. Бесконечные ряды банок, работающих с максимальной нагрузкой. И никто уже не помнит, что снилось вчера. Мы только начали движение к этому идеалу. Но уверенно к нему приближаемся.
— А что такое тюрьма «Новая Жизнь», про которую говорил Ахмад? Кто там сидит? Чем они занимаются?
— Те, кто там сидит, не знают, что они в тюрьме, — улыбнулся Розенкранц. — Их там очень много. И со всеми происходит одно и то же… Неужели не догадались?
— Догадываюсь, — вздохнул кукуратор. — Гольденштерн, выходит, тоже трудится?