У него продолжались лирические удачи (и блестящие), такие стихи, как письмо Горькому, Сергею Есенину, что символично, тогда жанр «послание» актуализировался. Можно подробно поговорить о том, почему это произошло. У него были совершенно великолепные лирические стихи, типа «Разговора с фининспектором о поэзии», которое я считаю гениальным стихотворением. Но таких было два-три в год («Товарищу Нетте», например). А в остальном он писал, да, прикладные вещи для газет. Можно понять, почему он это делал. Он это делал потому, что поэтический мотор должен продолжать работать. Он ничего другого не умел. Это был единственный доступный ему способ аутотерапии.
Кроме того, мне когда-то Александр Александров, очень хороший сценарист и режиссёр (вы знаете, «Деревня Утка», «Голубой портрет», «Номер «люкс» для генерала с девочкой», он вообще советский романтик прекрасный), сказал очень верную вещь: «В слабых вещах художник виднее». Потому что в сильных его личность заслоняет эпоху, заслоняет его комплексы — он перерастает себя. А в слабых — особенно в заказных — ты проговариваешься о том, о чём бы так не проговорился. И вот Маяк очень о многом проговаривается в своих слабых вещах, поэтому, конечно, слабые произведения надо изучать обязательно.
Про Сомерсета Моэма? Обязательно, с удовольствием.
«Кто для вас тройка филологов-литературоведов послевоенного советского периода?»
Дайте подумать. Жолковский — безусловно (просто потому, что он учитель мой). Богомолов — безусловно (тоже потому, что учитель, и потому, что он огромный внёс вклад). Ну и Гаспаров, я думаю, хотя его я не знал, к сожалению. Можно назвать Вячеслава Всеволодовича Ива́нова, но он шире, чем филолог.
«Ваши доводы восхитительны и безапелляционны». Они не безапелляционны. Просто давайте ко всему, что я говорю, мысленно добавлять «по-моему» — может быть, вам станет легче.
«Видел, что зачастую летописи Мельникова-Печерского многие не могут осилить. Что скажете вы?» — и просит лекцию по Надежде Яковлевне Мандельштам. По Надежде Яковлевне, наверное, сделаем.
Что касается Мельникова-Печерского. Это очень своеобразный жанр. Понимаете, Мельников-Печерский, конечно, не реалист. Он сказитель, замечательно рассказывающий о русском старообрядчестве, о мире русского Поволжья. На мой взгляд, этот четырёхтомник длинноват. Помните, Чехов писал пародию? Третий том эпопеи Мельникова-Печерского («В лесах», «На горах») — «В облаках»! Конечно, немного в облаках. Это не реализм, конечно, это сказ. И все эти героические фигуры… Это, конечно, дико затянуто, и люто трудно читается, но как такой замечательный, совершенно отдельный мир русского старообрядчества, скитов, лесов этих, купцов, сделок на честном слове, удивительных роковых влюблённостей, вот этих чистых и демонических дев… Ну, это интересная литература. Я в своё время прочёл просто со свистом. Ну, это мне было двенадцать лет.
А теперь, мне кажется, мы должны… Нет, ещё не должны.
«Лекции, которые вы читали в американском университете, доступны ли они на видео?» Доступны студентам этого университета.
«Как вы относитесь к Вадиму Демчогу?» К сожалению, не знаю, кто это такой.
«Что вы думаете о творчества Лукодьянова?» Не знаю, кто такой Лукодьянов, но узнаю обязательно.
«Я противник вашей теории о люденах, — на здоровье, — но всё же хочу её понять. Можете ли вы быть уверены, что человейник будет жить себе, просматривая сериалы, и не будет вмешиваться в дела люденов?»
Тут мне уже написали: «Будет ли хоть одна программа, где не будет слова «людены»?» Ради бога! Но, смотрите, двадцать программ назад, ещё летом, я об этом заговорил. Кончается осень, а эта тема продолжает будоражить умы. Значит, она есть, понимаете. Значит, она жива. Значит, мы все чувствуем, что некий эволюционный рывок близок. И, разумеется, через три минуты я вам подробно отвечу.
НОВОСТИ
Д. Быков
― Продолжаем.«Мир матрицы не вяжется с высокой гуманностью люденов. Мне кажется, что и мир человейника, и мир люденов разделятся изнутри, и везде появятся свои прагматики, романтики, прости господи, фашисты. Не вижу я этот мир будущего на одной планете. У Стругацких хоть было где разгуляться».
Понимаете, plake, есть один фено́мен (или феноме́н), о котором я собираюсь книжку написать. Я говорил вам уже об этом, сейчас повторю. Люди разного темпа жизни, разных способностей и разных качеств перестают пересекаться, уходят на разные планы жизни. Столкновение люденов с человейником очень маловероятно просто потому, что скорости, на которых живут людены, человейнику недоступны. Люди, которые эволюционируют разными темпами, давно бы поубивали друг друга, если бы Господь не предусмотрел возможности существования на разных планах бытия. И лучше не попадать в те точки, где мы случайно можем пересечься.