Транскрипции программы Один с сайта «Эхо Москвы». 2015

Трудно провести мне аналогию между замечательным фильмом Ричарда Викторова и вмешательством в жизнь чужого народа (разве что вы будете полагать их совсем инопланетянами). Я помню, кстати, интересный был у меня опыт. Я приехал в Камбоджу писать про девочку-маугли, и это был очень непривычный мир. Я там ночью, помнится, вышел купить каких-то фруктов (на ночном местном базарчике их продавали), и мне стало очень страшно — я очутился в каком-то совершенно непривычном мире. И настолько мне стало страшно! Это как-то странно совпало: в это время в лондонской больнице умирал Илья Кормильцев. А мы очень дружили, и его состояние перехода в совершенно чуждый мир мне как-то странно передалось. Я позвонил своему другу, очень хорошему критику и филологу Саше Зотикову, и говорю: «Саша, кошмар! Я стою среди Камбоджи и вообще не понимаю, на каком я свете». А он говорит: «И в Средней Азии, и в Юго-Восточной Азии такое ощущение бывает. Ты просто представь себе, что ты на другой планете — и всё». Я представил — и как-то мне очень сильно полегчало.

Другая страна — наверное, действительно другая планета. Не знаю, можно ли это сказать про Сирию, но про Азию безусловно можно. Имеем ли мы моральное право менять их жизнь? Я думаю, пока нас не попросили о помощи — нет. Потому что то, что хорошо для нас, не всегда хорошо для других. Кстати, большое заблуждение героев фильма «Звёздные войны» в том, что там люди, живущие в одной галактике, полагают её правила универсальными для всех планет. Это не совсем так.

«Какой из сонетов Шекспира в переводе Маршака вы бы переложили на музыку?»

72-й, но только не в переводе Маршака, а в своём переводе, грех сказать. Не то чтобы я его лучше перевёл (может, я его даже корявее перевёл), но просто это вообще мой любимый сонет. Может быть, потому, что с него начинает раскручиваться сюжет в «Стоунере», любимом моём романе. А может быть, потому, что он просто самый грустный. Я вам потом прочту этот перевод, а сейчас на три минуты прервёмся.

РЕКЛАМА

Д. Быков― Привет ещё раз! Мы возвращаемся в студию программы «Один» и продолжаем отвечать на разнообразные и чрезвычайно интересные вопросы.

«Некоторые авторы «четвёртой волны», — имеется в виду фантастика, — Лазарчук, Рыбаков, Геворкян, Щёголев — сошли с ума! Что с ними, как это, почему это!? Я не верю, что они искренние! БНС перевернулся бы в гробу, если бы услышал».

Во-первых, тут вы спрашиваете о моих друзьях. Я никогда не был другом Геворкяна, у меня были всегда сложные отношения к Щёголеву, и я мало его видел, но Рыбаков был одним из моих любимых писателей и близких друзей, а Лазарчук и остаётся таким другом, я продолжаю его любить, как любил его Успенский, Царствие ему небесное. Год прошёл, как нет с нами Миши… Я продолжаю относиться к Лазарчуку с нежностью и вижу в нём очень крупного писателя по-прежнему. Ну и в Рыбакове тоже. «Дёрни за верёвочку» — плохой роман, что ли? К «Звезде Полыни» можно по-разному относиться, но в отношении к Советскому Союзу у нас много общего. У нас мало общего в отношении к нынешней эпохе.

Сошли они с ума или нет? Я тут должен раз и навсегда сказать, что задача писателя — испытывать на себе, как бы прививать себе разные болезнетворные микробы, чтобы смотреть, что получается. Селин был фашистом, и Гамсун был фашистом, и Эзра Паунд был фашистом. Все они жестоко раскаялись. Конечно, не без помощи советских войск, но ничего не поделаешь. На моих глазах нескольких моих друзей просто съел антисемитизм. Ну съела эта бацилла изнутри! Они были приличными людьми, и даже не просто приличными… Сейчас сразу скажут: «Приличные! Рукопожатные!» Нет, они были умными людьми, а стали дураками, причём злыми дураками. И это нормально, это бывает. То есть задача писателя — может быть, на себе доказывать гибельность некоторых вакцин.

Культ успеха — писатель очень подвержен этому. Я говорил много раз о том (простите, что приходится ссылаться на старые мысли, но ничего нового я за это время не придумал), что писателю привычно чувство иерархии: культурной иерархии, духовной, иерархии слов, почему одно слово лучше другого. Такое иерархическое сознание иногда ведёт к соблазну близости к власти. Этот соблазн был у Пастернака. Пастернак написал:

И смех у завалин,

И мысль от сохи,

И Ленин, и Сталин,

И эти стихи.