Читаем Транскрипции программы Один с сайта «Эхо Москвы». 2016 Январь-Июнь полностью

«Читая «ЖД», убедился, насколько важно для достоверности реальное знание фактуры. Атака «новобранцев-тапочников» — это маркер того, что автор знаком с армией не понаслышке, — да, знаком. Осталось ощущение, что, выписывая концовку, автор отступил от первоначального замысла».

Я много раз рассказывал эту историю, когда Чингиз Айтматов мне придумал другую концовку, и я ему за это очень благодарен. Я ему сказал, как бы я на его месте закончил «Тавро Кассандры». Там история о том, как пожилая пара заводит ребёнка. Это их единственный шанс завести этого ребёнка. А при обследовании выясняется, что этот ребёнок родится или гением, или монстром — и его решают уничтожить. И они сбегают. Ну, там этот космонавт-монах открыл способ находить на ребёнке вот это тавро Кассандры — жёлтое пятно на лбу, которое показывает, что родится либо гений, либо злодей. Человечество оказывается к этому не готовым, и он скрывает свой секрет. Но сама идея мне очень понравилась.

Я говорю: «Вот представьте себе такой роман, где эти двое убегают…» Их все преследуют, она беременная, немолода она, ей сорок, ей трудно бежать. Они забрались в горы, и там в хижине пастуха она родила ребёнка, по виду которого сразу стало ясно, что пришёл Антихрист, пришёл демонический красавец. «Но после того, как их травили на протяжении полромана, становится понятно: этому мир так и надо. Вот почему бы вам не сделать такую концовку?» Он подумал и сказал: «Представляешь, как было бы интересно, если их травят, они бегут, а родится не антихрист, а родится нормальный ребёнок, абсолютно здоровый. Причём и не гений, и не злодей, а никакой вообще, просто обычный. Попробуй над этим подумать, это гораздо красивее».

И сразу он набросал мне несколько линий. Я говорю: «Ну так чего? Может быть, вы напишете такое?» Он говорит: «Сам напиши. Считай, что я тебе подарил». Я подумал-подумал, и мне показалось, что так действительно интереснее. Айтматов же действительно был человек очень творческий, он любил выдумывать сюжеты и раздаривать. И я действительно сделал не ту концовку. Сначала Аша рожала антихриста. А потом я подумал — и она родила нормального человека.

«Не шокирует ли вас чувство русского языка в рекламе программы «О́дин»?» Нет абсолютно. Мне даже как-то лестно.

Тут кто-то подумает, что я из-за трусости не отвечаю на вопросы о Кадырове. Что отвечать? Ситуация ясна. Задавать вопросы в ситуации, когда всё понятно, — это, по-моему, неэтично. Мы же всё с вами понимаем. Каждый, как умеет, противостоит этой ситуации. А говорить о том, что сделать, какие ответные перформансы предпринять с тортами — мне кажется, это значит становиться на тот же уровень. Когда мы видим нечто недостойное, здесь выход всегда может быть один: предъявлять нечто достойное.

«С детства люблю Карела Чапека, регулярно перечитываю сам и буду перечитывать детям. Как полный профан в литературе могу судить о его достоинствах только по удовольствию, которое он мне доставляет, — и прекрасно делаете, дорогой x_ray! Это единственный способ судить о литературе. — Вижу трёх разных авторов: замечательный драматург, гениальный рассказчик и несколько затянутый и нудноватый романист. Что вы скажете по этому поводу?»

Я никогда его не считал нудноватым романистом. Более того, так называемая «философская трилогия» — «Кракатит», «Гордуба́л» (или «Горду́бал») и «Метеор» — это было для меня сильным откровением в детстве, а особенно «Метеор», из которого вырос потом и «Английский пациент», и очень многое. А сам «Метеор» в свою очередь вырос из рассказа Горького «О тараканах». Там есть труп, и люди пытаются реконструировать его жизнь, схема простая. Но мне нравится Чапек. Когда мне было лет двенадцать, «Война с саламандрами» действовала ну просто магически, хотя я сейчас понимаю, что она фельетонно написана. А «Кракатит» — вообще потрясающий роман. Ребята, он такой добрый, умный, в нём такой стресс содержится. Все кошмары ХХ века в нём так предсказаны, так поймана безумная атмосфера 20-х. Нет, он молодец, конечно.

Рассказы я тоже очень люблю, но они как раз, по-моему, немножко честертонианские, они несколько вторичные. А вот в романах он очень силён. Главное — он действительное гениальный драматург («Мать», «Белая болезнь»). Ну, вот такую пьесу, как «Мать», поди напиши, да? «Дети! Малые шалунишки! Иди!» — и даёт ему эту винтовку в финале! «Кадеты! Родина передаёт вам последний привет!» Помните эту сцену? Я это всё представляю, потому что я читал эту вещь. Но если бы я увидел это на сцене, там были бы вообще слёзы градом. Не ставят, не ставят, слабо́. А какая современная вещь на самом деле!

«Смотрели ли вы сериал «Школа»? Пару слов о нём». Смотрел. Талантливо очень сделано, физиологично, замечательное физиологическое отвращение к миру, боль. Я очень люблю Гай Германику вообще, она умная.

«Вдогонку за «Евангелием от Фомы». «Всемирная история в романах»… Эмилио Сальгари, «Последние флибустьеры». Что вы можете сказать о Сальгари, которого я раньше не отличал от Сабатини?» Я вообще Сальгари никогда не читал. Прочитаю — скажу.

Перейти на страницу:

Все книги серии Один

Похожие книги

Достоевский
Достоевский

"Достоевский таков, какова Россия, со всей ее тьмой и светом. И он - самый большой вклад России в духовную жизнь всего мира". Это слова Н.Бердяева, но с ними согласны и другие исследователи творчества великого писателя, открывшего в душе человека такие бездны добра и зла, каких не могла представить себе вся предшествующая мировая литература. В великих произведениях Достоевского в полной мере отражается его судьба - таинственная смерть отца, годы бедности и духовных исканий, каторга и солдатчина за участие в революционном кружке, трудное восхождение к славе, сделавшей его - как при жизни, так и посмертно - объектом, как восторженных похвал, так и ожесточенных нападок. Подробности жизни писателя, вплоть до самых неизвестных и "неудобных", в полной мере отражены в его новой биографии, принадлежащей перу Людмилы Сараскиной - известного историка литературы, автора пятнадцати книг, посвященных Достоевскому и его современникам.

Альфред Адлер , Леонид Петрович Гроссман , Людмила Ивановна Сараскина , Юлий Исаевич Айхенвальд , Юрий Иванович Селезнёв , Юрий Михайлович Агеев

Биографии и Мемуары / Критика / Литературоведение / Психология и психотерапия / Проза / Документальное
100 запрещенных книг: цензурная история мировой литературы. Книга 2
100 запрещенных книг: цензурная история мировой литературы. Книга 2

«Архипелаг ГУЛАГ», Библия, «Тысяча и одна ночь», «Над пропастью во ржи», «Горе от ума», «Конек-Горбунок»… На первый взгляд, эти книги ничто не объединяет. Однако у них общая судьба — быть под запретом. История мировой литературы знает множество примеров табуированных произведений, признанных по тем или иным причинам «опасными для общества». Печально, что даже в 21 веке эта проблема не перестает быть актуальной. «Сатанинские стихи» Салмана Рушди, приговоренного в 1989 году к смертной казни духовным лидером Ирана, до сих пор не печатаются в большинстве стран, а автор вынужден скрываться от преследования в Британии. Пока существует нетерпимость к свободному выражению мыслей, цензура будет и дальше уничтожать шедевры литературного искусства.Этот сборник содержит истории о 100 книгах, запрещенных или подвергшихся цензуре по политическим, религиозным, сексуальным или социальным мотивам. Судьба каждой такой книги поистине трагична. Их не разрешали печатать, сокращали, проклинали в церквях, сжигали, убирали с библиотечных полок и магазинных прилавков. На авторов подавали в суд, высылали из страны, их оскорбляли, унижали, притесняли. Многие из них были казнены.В разное время запрету подвергались величайшие литературные произведения. Среди них: «Страдания юного Вертера» Гете, «Доктор Живаго» Пастернака, «Цветы зла» Бодлера, «Улисс» Джойса, «Госпожа Бовари» Флобера, «Демон» Лермонтова и другие. Известно, что русская литература пострадала, главным образом, от политической цензуры, которая успешно действовала как во времена царской России, так и во времена Советского Союза.Истории запрещенных книг ясно показывают, что свобода слова существует пока только на бумаге, а не в умах, и человеку еще долго предстоит учиться уважать мнение и мысли других людей.Во второй части вам предлагается обзор книг преследовавшихся по сексуальным и социальным мотивам

Алексей Евстратов , Дон Б. Соува , Маргарет Балд , Николай Дж Каролидес , Николай Дж. Каролидес

Культурология / История / Литературоведение / Образование и наука