Практически на всех предприятиях существовал так называемый «первый отдел», в котором денно и нощно трудились сексоты госбезопасности, следившие за остальными сотрудниками и регулярно строчившими соответствующие отчёты. Например, в НИИ систем, первый отдел был представлен в первую очередь Гришей Маречеком. Помню, он круглыми днями сидел у себя в кабинете, читая журналы вроде «Искателя» или «Роман-газеты», да ошивался в институтской курилке, общаясь по душам с научными сотрудниками. Я перешёл со швейной фабрики в Научно-исследовательский институт по разработке и внедрению автоматизированных систем управления на предприятиях Казахской ССР весной шестьдесят восьмого. Внедрение автоматизации управления производственными процессами показалось мне более интересным и перспективным направлением, чем моя прежняя работа. Венера трудилась в поликлинике Советского района. У нас родилась дочь Сабина. Накопив солидный опыт в процессах планирования народного хозяйства, я начал писать в свободное время кандидатскую диссертацию на русском языке, которым овладел ещё лучше, чем французским. Беря время от времени отпуск за свой счёт, я дни напролёт проводил за научными изысканиями в Ленинской библиотеке, в Москве.
Как-то раз наш НИИ выиграл тендер и удостоился коллективной премии, для получения которой мне необходимо было сдать отчёт и собрать соответствующие подписи в Перми. Сложность заключалась в том, что Пермь была «закрытым» городом из-за размещённых там предприятий оборонной промышленности, ау меня сохранялось иностранное гражданство. Для того чтобы получить разрешение на выезд, я должен был сначала представить справку за подписью первого руководителя в ОВИР, со сроком рассмотрения до десяти дней. Это было крайне неудобно, когда меня вызывали в Москву или на научные конференции с докладом в другие города. Премия была большая, защищать её надо было в Москве, и я решил рискнуть ради коллектива. Купив авиабилету знакомой билетёрши из Алма-Атинского аэровокзала, я без препятствий добрался до Перми с пересадками и управился со всеми делами за один день: и с оппонентом встретился, и в Москву успел. Однако уже на пути домой, в здании Пермского аэропорта ко мне подошли два серьёзных человека, одетых в одинаковые светло-серые костюмы. На самом деле, я думаю, что органы госбезопасности всё знали заранее. Постарался Гриша из первого отдела. Меня сняли с рейса и всю ночь допрашивали в специальном номере близлежащей гостиницы. У них это называется конспиративным помещением для допросов. В конце концов, меня отпустили на рассвете после долгого, унизительного допроса. Разумеется, они знали, зачем я здесь, и не подозревали меня в подрывной деятельности, но таков был заведённый порядок — ведь я нарушил установленный ими режим, и не важно в каких целях я это сделал. Составили протокол и объявили строгий выговор первому руководителю. В душе остался неприятный осадок.
И весной и осенью меня регулярно навещал Виктор, он же Ваке, работник Алма-Атинского управления госбезопасности. Эти его контрольные визиты носили характер проформы. Мы с ним даже сдружились до такой степени, что когда мой сосед Борис купил чёрно-белый телевизор с крохотным экраном, мы вместе с Виктором отправились к нему смотреть чемпионат мира, проходивший в Мексике. Каждый раз, когда игроки киевского и тбилисского «Динамо» закатывали очередной гол в ворота бельгийцев, раскрасневшийся Ваке, захмелевший от распитых нами двух трёхлитровых банок «Жигулёвского», подбегал к телевизору и обнимал его. Он выглядел таким счастливым. Помимо Виктора мной регулярно интересовались то участковые инспектора, то обычные сексоты с красными повязками дружинников. Они бесцеремонно стучались в двери моих соседей и сослуживцев и, ссылаясь на некое спецзадание, подробно расспрашивали их обо мне, о моём поведении, о моей семье.
Стремясь избавиться от неприятного осадка в душе и от косых взглядов первого руководителя, я ушёл из НИИ в проектно-конструкторское бюро по разработке новых видов оборудования для использования в шахтах и рудниках Казахской ССР заместителем директора. С не меньшим энтузиазмом я занялся проектированием тяжёлого шахтного оборудования. Цветная металлургия нашей страны испытывала растущую потребность в передовых технологиях такого типа.
Когда я защитил свою диссертацию в Москве, у нас родился сын Алик. Помню, как приехал за Венерой в родильный дом на Басенова, а она уже стояла с малышом на крыльце в своём лёгком халатике. Весь двор больницы белел от нарядов из тысяч молочных лепесточков, в которые оделись цветущие абрикосовые деревья. Я подумал о том, что когда дети подрастут, мне хотелось бы отвезти их на море, возможно, шум морских волн поселится в их сердце так же прочно, как в моём, ведь я всю жизнь с детства мечтал стать капитаном морского судна дальнего плавания. Наверное, я стал бы им, если бы не война. Впрочем, тогда у меня не было бы моей Венеры и моих детей.