Транзит Сайгон - Алматы

Статьи товарища Хай Чынга, который чаще всего сам был очевидцем описываемых им событий, отдавались болью в моей душе. Я понимал, что с тех пор как в Вашингтоне созрел и сложился консенсус насчёт агрессии против моей Родины, все эти страдания и мытарства моего народа были неотвратимы. История несчастного кхмерского проводника внезапно начала плодиться и размножаться на глазах, с тех пор как на нашу землю ступил сапог американской военщины, мучая, насилуя, стирая с лица земли миллионы вьетнамских семей. Миллионы глаз теперь были устремлены в самое сердце тьмы подобно лихорадочному взгляду кхмерского проводника, и не было им ни спасения, ни утешения в этом мире. Моя ярость была бессильной, мои руки оставались связанными. Невольно снимая шляпу перед фракцией Ле Зуана и перед моим бывшим комбатом Чаном, в то же время парадоксальным образом я ни разу не усомнился в своём выборе, сделанном в тот момент, когда меня обвинили в ревизионизме. Да, мой выбор не был выбором героя, но мне не перед кем оправдываться. Мой выбор был человеческим, пожалуй, даже слишком человеческим. В конце концов, я никогда не стремился стать великим героем, идущим к лучам бессмертной воинской славы, перешагивая через трупы агонизирующих солдат. Всё, к чему я стремился, когда померкло солнце моего безоблачного детства и я взялся за оружие, — это бороться за светлое будущее против вездесущих сил тьмы, окутавшей в те годы всё пространство вокруг меня, вплоть до самого горизонта.

12.

Когда под окном у меня раздался знакомый посвист, я выглянул наружу. Это Бак приехал на велосипеде.

— Туан, айда на Зелёный базар? Там свежую рыбу привезли.

— Не могу, Бак, работы много.

— Ну смотри, как хочешь, — и уже отъезжая, он крикнул мне, полуобернувшись через плечо. — Приходите вечером на «кахо»!

— Обязательно, — пообещал я и, всё ещё улыбаясь, вернулся к своему письменному столу.

Он тоже женился, когда к нему приехала невеста из Брянска, и они поселились недалеко от нас. Баку строился инженером на молокозавод. У них родились сын Рудик и дочь Инга, маленькая помощница, всегда радовавшая глаз своей опрятностью.

Вечером мы с Венерой отправились к ним пешком, благо это было совсем недалеко — вверх по проспекту Правды, сразу за улицей Шаляпина, в одиннадцатом микрорайоне. К рыбе мы взяли пару бутылочек «Гурджаани», но Бак в шутку скорчил недовольную гримасу.

— Ты же знаешь, Туан, вина я перепил в Камбодже.

— И что теперь признаёшь только водку? — мы дружно расхохотались.

Дело в том, что Баку во время войны довелось охранять одно из поместий, захваченных партизанскими войсками Вьетминя, и там он обнаружил в погребе целый склад коллекционных вин из Франции. Он дегустировал их больше месяца, пока дежурил в поместье, и с тех пор ничего кроме «бордо» не признавал. Мы разговорились с ним, пока жёны занялись готовкой и пересудами на кухне, старшие дети ушли в кино на «Легенду о динозавре», а Алик с Ингой увлечённо играли в прятки.

— Слышал, что сейчас в Камбодже происходит? — поинтересовался я.

— Да, я читал об этом в последнем номере «Нян Зан». Я знал этого человека. Пол Пота.

— Да ну, правда, что ли?

— Он приезжал в штаб Девятой зоны незадолго до конца войны, и звали мы его тогда товарищем Салотом Саром.

— Ну-ка, ну-ка, расскажи поподробнее.