Травля: со взрослыми согласовано. 40 реальных историй школьной травли

Это второе письмо в итоге я подписала, хотя со мной почти дрались, чтобы не дать мне его в руки. По тексту оно имело ноль отношения к письму первому, рассказывало о том, как трудится Марьиванна во благо наших детей (с чем я тогда еще была согласна). Потом еще дня два защитница угнетенных педагогов все в том же поучительном тоне звонила мне и вопрошала, зачем я подписала письмо, если я такая ……, и вообще не пойти ли нам в частную школу, раз все не нравится (что не нравится? уже все начинало снова нравиться). Дальше пошла стандартная грызня в чате из серии политических диванных войн, где было совершенно бессмысленно рассказывать, как выглядела хронология событий, что про выгнать особенного мальчика речь не шла, что учителя никто не третировал, а всего лишь три раза пообщались, и что никто не сомневался в ее профессионализме. Нас с мужем не слышали. На этот момент уже весь класс был обзвонен, настроен и обработан. Из десяти подписавших первое письмо только четверо остались при своих убеждениях, несколько человек (видимо не выдержали прессинга) побежали каяться учителю (в чем?), и рассказали, как именно я ввела их в заблуждение и силой ораторского искусства убедила подписать. Напомню, ни идея собрания у школьного двора, ни идея первого письма мне не принадлежали. Во всей этой истории единственное, о чем, я жалею до сих пор, это участие в дискуссиях в этом «Ешкином» чате. Если нецензурное общение вообще можно назвать дискуссией. Никогда, никогда родителям, которые в меньшинстве, нельзя вообще как-либо реагировать на нападки в чате. Либо очно, глаза в глаза, либо никак.

В итоге, что мы имели? Имели историю, изначально известную всего нескольким родителям, вышедшею, благодаря директрисе и манипуляции учителя, на весь класс с нелицеприятными обсуждениями. Имели расколотый класс. Имели четыре человека, убежденных, что в письме первом ничего страшного не было. Тем более, кстати, что в итоге Роза Марковна написала-таки ответ, в котором проблемы не отрицались, было сказано, что ребенок направлен на психологическую работу и медикаментозную поддержку, что с родителями дополнительно поработали, из продленки абьюзера убрали, в общем, отреагировали, отработали. Однако это было уже всем безразлично. Мы также имели двадцать два разъярённых человека, орущих до хрипоты забирайте-своих-детей-на-домашнее-обучение, наш-вот-тоже-с-Вовочкой-дрался-а-теперь-нет, решайте-конфликты-локально (а так и хотели, учитель сама направила к администрации), нечего-высовываться-всех-все-устраивает, это-вас-в-ваших-Омериках-так-учили-а-мы-тут-Совок, уйдет-Марьиванна-дадут-училку-хуже, ату-их-ату!!! Никого, НИКОГО из двадцати двух настроенных против нашей семьи человек не возмутил факт образования Марьиванной коалиции по борьбе с теми, кто посмел иметь мнение, факт того, что директриса была не в курсе про планы по увольнению и это была неприкрытая манипуляция, факт вранья про террор, устроенный нами, ну и главное, факт обсуждения чужих детей с чужими родителями. На это тоже звучали советы в стиле не-нравится-валите-в свои-заграницы и отстаньте-от-несчастной-учительницы.

Я решила посчитать, сколько это двадцать два от двадцати шести. А это ж восемьдеся пять процентов, ну то есть еще немного осталось, еще одного сильно группой риска припугнуть, и будет восемьдесят шесть! Так-то вот! Всех все устраивает. А вы валите! В тот момент как раз восемьдесят шесть процентов в нашей стране тоже всем были довольны. Интересная параллель. Я поняла, что что-то доказывать бесполезно. Однако написала директору младшего блока электронное письмо, что меня данная ситуация, где все перевернули с ног на голову, и многое переврали, не устраивает. В первую очередь потому, что все эти недовольные двадцать два родителя ведь теперь придут домой и настроят своих детей против Ярослава. И если в первом классе мы имели одного абьюзера и коллектив тех, кто сочувствует, но боится защитить, то во втором классе мы будем иметь уже коллективную травлю. Я просила о встрече на троих с директором и с учительницей, так как после слез на груди у лояльных родителей, учительница очень много всем сказала о нас, но ни разу не пообщалась с нами. Ответа не последовало. Тогда муж пошел поговорить по-мужски с директором всего образовательного центра. Тот долго слушать не стал, признался, что младшая школа представляет собой серпентарий, и он ей занимается мало, так как рейтинги делает средняя и старшая школа. Но дал слово, что со всеми разберется, и с сентября наш сын будет себя чувствовать комфортно.