Травница

— Ни от кого. Забыл, что сам о своём доме говорил, что всё на виду? Я привыкла к тишине и к тому, что редко с кем общаюсь. Могу молчать сутками, и меня это, как говорится, не напрягает. А здесь приходится говорить и общаться… Дикая я, в общем… На — вишню, ты же хотел.

— Хотел, — подтвердил он, с удовольствием закидывая в рот пару ягод. — Из твоих рук мне всегда хочется. Вкусней. — В сумраке ветвей его глаза блеснули тёмно-зелёным бликом. — А ведь ты соскучилась по общению, Оля. Так что пребывание в моём доме тебе на пользу.

— С чего это ты взял, что соскучилась?

— Слишком долго объясняла. Могла бы сказать просто — привыкла быть в одиночестве. Но тебе хочется поговорить — отсюда развёрнутый ответ.

— Ах-ах-ах, какой психолог — на мою голову! Второй вопрос вашей анкеты, господин психолог?

Настроившись на шутливый лад, я не сразу поняла, что он делает: убрал руку с моей спины и обеими ладонями взял мою кисть с вязаным браслетом.

— Оля, прости… Тебе было очень больно? — Он осторожно отогнул "браслет". На свет явились четыре до сих пор тёмных синяка. — Ты… не обиделась на меня из-за этого?

— Нет. Почему я должна обижаться? — пожала плечами я. — Ты же спал. Может, сон беспокойный был, и тебе легче было, если есть за кого-то держаться… А браслет я связала, чтобы никто ничего не спрашивал тысячи раз.

— Но это синяки, — настаивал он. — Больно же!

— Я ко всему прочему ещё и очень неуклюжая, — сказала я, с недоумением глядя на него. — И очень часто оступаюсь и падаю. Синяков у меня обычно не счесть. Особенно в гололёд. А ещё у меня и дурацкая привычка есть: если на дорожке увидела ледянку, мне надо обязательно проехаться по ней, пока никто не видит. Так что привычна. И пару-тройку нечаянных синяков от человека, который нуждается в моей помощи, я переживу.

Он вздохнул так, как будто с его плеч упала страшенная тяжесть, и поднёс мою кисть к своим губам. Держал крепко: от неожиданности я попыталась отдёрнуть — не смогла. И держал ласково — как-то так, что по-другому и выразиться не могу.

Удивлённая, я не удержалась:

— Сергей, ты переживал из-за этого?

— Да, — коротко сказал он, не отпуская моей кисти, и я почувствовала, как его тёплым дыханием обдало кожу. И так снова захотелось погладить его по голове… Он, как будто услышал мои мысли, поднял глаза, потёрся о мою руку щекой. — Я бываю довольно груб иногда.

— Ну, это ещё не грубость, — нерешительно сказала я, гадая, почему он об этом заговорил. — Синяки я имею в виду. И вообще. Со мной настоящая грубость не пройдёт.

— Сдачи дашь? — улыбнулся он.

— Сбегу. После самого первого раза. Раз и навсегда, — вспомнив сестру, сказала я. — Если сочту грубость необоснованной.

— А грубость бывает обоснованной?

— Конечно. Вон, я в прошлый раз очень больно задела твою ногу. Если бы ты матюгнулся, я бы поняла… Нас не хватятся? Время-то близко к обеду.

Сергей не ответил. Он сидел, задумавшись, всё так же прижимаясь щекой к моей ладони. Горестные складки по обеим сторонам от рта… Кажется, он размышляет о чём-то не самом приятном. Волосы свесились, полузакрыли лицо. Такое родное — хотя прошло всего полторы недели, как я знаю Сергея. Смешно сказала — знаю. Полный тайн и загадок — мне ли разгадывать его? Почему его так задело, что грубость может быть обоснованной и нет? Что-то в прошлом? Какая-то ошибка, которую он так и не смог исправить?

Осторожно покрутив кистью, я попыталась отнять свою руку. Сергей глянул снизу вверх и кивнул:

— Мм?

— Мне нужен выходной! — сказала я.

— А больше тебе ничего не нужно?

— Нужно. Если хочешь, список будет готов к ужину.

— Палец в рот не клади, да? — пробормотал он. — И каким ты видишь этот свой выходной?

— Просто. В один из дней, когда Андрей едет после завтрака на рынок, он подбрасывает меня до нашей остановки. Вечером на перевязку я приезжаю сама, а потом Вадим отвозит меня на ночь домой.

— Не слишком ли много ты хочешь: целый день без меня, да ещё и ночь?

Слегка удивлённая, я заглянула ему в лицо. Странно, но он и в самом деле сказал это без шутки. На полном серьёзе. Или просто задумался о своём, и шутка прозвучала без лёгких, насмешливых интонаций? Глаза всё ещё опущены. Не понимаю. Вроде нормально поговорили. Что с ним? Попробовать докопаться?

— Сергей, ты не хочешь справлять дня рождения?

— Пошли в дом. Там, наверное, нас заждались.

По сухой, пусть и рыхлой земле колёса кресла проехали нормально. Я шла сбоку — руки он так и не опустил. Но на повороте к асфальтовой дорожке я заартачилась.

— Сергей… Неудобно. Отпусти меня.

— Нет.

— Руку сломаешь. Но дальше всё равно не пойду.

Он остановил кресло. Отпустил мою руку. Не глядя, снова в сторону, спросил:

— Объясни — почему?

— Не понимаю, что происходит, — озвучила я недавнюю мысль. — Ты сам объясни, почему ты так со мной обращаешься. Не понимаю, чего ты хочешь.

Он медленно развернул кресло ко мне, откинулся на спинку — высокомерный и даже надменный. Зелёные глаза — злые.

— Я хочу тебя. — Помолчал, немигающе глядя на меня, и добавил: — Ещё вопросы есть?

И резко и сильно снова развернул кресло, быстро отъезжая к дому.