Треблинка. Исследования. Воспоминания. Документы

Новое массивное одноэтажное кирпичное здание располагалось в нескольких десятках метров от старого. Внутри в центре находился коридор, освещавшийся через окна в крыше; по обе стороны располагались газовые камеры с цементным полом, оштукатуренными стенами и, как свидетельствовал А. Гольдфарб, специальным окном сверху для выхода газа. Новые газовые камеры были большего размера, однако ввиду объективных причин узники приводили разные цифры, например, А. Гольдфарб свидетельствовал о том, что каждая газовая камера была 6 × 6 метров и 2 метра высотой, Я. Верник – 5 × 5 метров и 1,9 метра высотой (с. 167), а другой узник, Х. Райхман, – 7 × 7 метров[42]. По сравнению со старыми газовыми камерами их пропускная способность увеличилась. Как издевка на крыше здания при входе располагалась массивная Звезда Давида, выполненная из дерева

[43]. Входная дверь внутрь здания представляла собой тяжелый темно-красный занавес, взятый из какой-то синагоги, с надписью на иврите «Это врата, через которые должны пройти все праведники»[44]

. Как свидетельствовал А. Гольдфарб, «вход в само здание несколько напоминал религиозное учреждение: сверху на крыше установлен знак Давида – шестиконечная звезда, по бокам своеобразный алтарь. Все это было украшено цветами. Так что с внешней стороны никто не мог бы догадаться, что это столь заманчивое учреждение – душегубка»[45].

Свидетельские показания о количестве новых газовых камер расходятся, одни говорили, что с каждой стороны было по 3 камеры (Э. Ламберт), другие – по 4 камеры (Ф. Сухомель и Г. Маттес, вахман П. Лелеко), третьи – по 5 камер (вахман Д. Коротких, узники Я. Верник и Э. Розенберг). Различия в показаниях эсэсовцев и вахманов объясняются тем, что многие из них служили в разных лагерях смерти и спустя годы естественным образом путались в числах. В то время как выжившие узники, работавшие при процессе убийства газом, говорили именно о 10 камерах. Согласно послевоенным показаниям Г. Маттеса в каждой камере могли поместиться до 300 человек. Последних вахманы уже заталкивали внутрь. Затем двери закрывались и подавался газ: от мотора он проходил по трубам и попадал в камеру. Примерно за 30 минут все были мертвы. По аналогии с предыдущими газовыми камерами трупы доставались с противоположной стороны. Изначально до ям их отвозили на вагонетках, однако затем стали использовать кожаные ремни, которыми обвязывали трупы, или носилки, их таскали заключенные-евреи из похоронной команды. Перед этим специальная группа евреев осматривала рты убитых в поисках золотых зубов.

Как правило, уничтожение происходило посредством угарного газа от танкового мотора, однако, возможно, первое время его мощностей не хватало обслуживать одновременно все камеры. Происходили определенные сбои, а потому, как писал Я. Верник, «несчастные мучились целыми часами, не погибая. Сам сатана не придумал бы более ужасных мучений» (с. 175). Вероятно, в связи с этим, согласно показаниям А. Гольдфарба, «к зданию срочно подвезли значительное количество хлорной извести. Определенное количество хлорной извести оставляли в смоченном состоянии в камере, которую герметически закрывали. Этот процесс отравления находящихся в камере людей был несравненно более длительным, тем самым более мучительным. 24 часа людей содержали в камерах, и то некоторые иногда оставались живыми»[46]

. Этот метод убийств не подтверждается показаниями вахманов или эсэсовцев, однако о нем упоминают и некоторые другие узники.

Из гетто – в газовую камеру: террор и ложная надежда

Эсэсовцы делали все, чтобы весь процесс уничтожения сопровождался режимом секретности. Понимая, что информация все равно просачивается, они расставляли те или иные знаки, которые позволяли бы обреченным сохранять иллюзии. Весьма искусно комбинируя террор и ложную надежду, нацисты организовывали методичные депортации, параллельно обвиняя евреев в том, что, дескать, те сами идут на собственное заклание.

Депортации, как правило, начинались с облав и насилия, однако параллельно людям говорили, что они отправляются жить в трудовое поселение на Украине. Если польских и советских евреев доставляли в товарных вагонах, то депортируемых из стран Западной Европы – в комфортабельных поездах с билетами на руках. Насколько люди осознавали свою участь – сложный вопрос. Например, уже 23 июля 1942 г., т. е. в день прибытия первого эшелона из Варшавского гетто, покончил с собой глава юденрата Адам Черняков. Он хорошо понимал, что именно означает «эвакуация на восток», а потому предпочел расстаться с жизнью, нежели содействовать нацистам в истреблении своего народа.