Третье отделение на страже нравственности и благочиния. Жандармы в борьбе со взятками и пороком, 1826–1866 гг.

Материалы дела «По просьбе разведенной жены подполковника Елены Берновой урожденной гр. Буксгевден о снятии с нее осуждения на всегдашнее безбрачие за преступную связь с юнкером Самаржи» представляют тому доказательство. Как видно из документов, 7 марта 1858 г. подполковник Бернов обратился к тверскому епархиальному начальству с ходатайством о расторжении брака. Основанием для положительного решения было представлено собственноручное письменное сознание его супруги «в непозволительной связи». На суде Е. Бернова не созналась в измене и заявила, что писала признание «будучи принуждена к тому жестоким его с нею обращением и угрозами». Свидетелями со стороны мужа выступила прислуга, под присягой подтвердившая, что «действия, происходившие между Берновой и Самаржи в спальне, доказывали, что они, несомненно, прелюбодействовали». Причем горничная свидетельствовала, что признание написано при ней без принуждения, а дворовый человек показал, что застал Бернову «в самом действии прелюбодеяния с Самаржи». Кроме того, следствие установило, что «Самаржа посещал ее в отсутствие мужа поздно вечером, когда она уже находилась в постели, а иногда проводил в ее спальне целые ночи». Результатом стал тот самый вердикт о «всегдашнем безбрачии», который и обжаловался в обращении к императору[525].

На стороне Е. Берновой выступил ее дядя, отмечавший в письме, что суд необоснованно доверился свидетельским показаниям, так как все выступавшие были либо крепостные обвинителя, либо служащие истцу за плату; что его племянница была введена в заблуждение, запугана, не знала русского языка и написала признание, чтобы добиться развода и освободиться от притеснений мужа. Однако итоговый доклад Третьего отделения от 10 февраля 1860 г. венчала резолюция императора: «Решение Святейшего Синода принять к исполнению»[526]

.

Не удалось добиться скорого внесудебного рассмотрения ходатайства о расторжении брака и жене генерал-майора Софии Зотовой. В своем обращении к шефу жандармов князю В. А. Долгорукову она сообщала, что вышла замуж по принуждению родителей, желавших поправить имущественное положение: «Постоянные преследования Зотова, оскорбления, его невыносимо тяжелый, ревнивый и подозрительный характер довели меня до совершенного изнеможения»[527]. В результате чего она вынуждена была возвратиться в дом родителей. С. Зотова признавалась, что «отец из писем усмотрел, что я еще в девичьем состоянии», и потому было решено подать иск о признании брака недействительным. Сам Зотов «средств на содержание не дает», а «согласен дать свободу, если заплатить 35 тыс. руб.», кроме того, он всячески «замедляет и затрудняет ход дела»[528]

.

Молодая женщина, отмечая, что «ждать судебного рассмотрения долго», просила об административном решении ее дела. Адресовала она свои письма и императрице Марии Александровне. Однако было «Высочайше повелено объявить просительнице, что она должна действовать обыкновенным судебным порядком»[529].

После принятия Судебных уставов 1864 г. подобная практика получала все большее распространение. Но по признанию руководства Третьего отделения, разбор семейных дел «даже в новых судебных учреждениях, не стесненных в своих приговорах неизбежною в прежнее время формальностью, тем не менее не всегда приводит спорящих супругов к такому судебному решению, которое вполне соответствовало самой строгой справедливости и сколько-нибудь примирял ссорящихся между собой»[530]

.

Главную причину жандармские чины видали в «несовершенстве наших законоположений, касающихся внутренней жизни супругов […], законоположений неопределяющих с достаточною точностью взаимные их отношения в случае каких-либо между ними столкновений, личных или имущественных». Рассмотрение бракоразводных дел духовным судом было долгим, связанным с многочисленными трудностями в доказательствах оснований развода[531]. Кроме того, по словам В. Михневича: «Те же немногочисленные случаи, которые закон признает уважительными для развода, обставлены юридически требованием таких позорных для семьи и для личности условий, что очень немногие супруги решаются ценою их добыть себе свободу»[532]

.

Практика разъездов супругов реально существовала и широко использовалась, но законом не была разрешена[533]. Третье отделение хорошо знало, что довольно часто бывали ситуации, когда «при неимении достаточных по закону причин к формальному разводу, отношения между супругами тем не менее таковы, что делают совместное сожительство положительно невозможным и даже опасным»[534].