Третье пророчество

Потом хитрый тролль талантливо исполнил песню о своей мечте. А мечта его заключалась, конечно, в том, чтобы обрести наконец спутницу жизни и отойти потихоньку от суетных дел, задуматься, так сказать, о вечном. Но нет, не добраться ему до своей мечты, стоят на пути к ней препоны и заслоны, всякого рода препятствия, ловушки и капканы. Вот и сейчас, когда она рядом, казалось бы, – мечта. Тут тролль на мгновение особо выразительно посмотрел на Ингелу, и взгляд его тут же снова замутился. Так ведь нет, не пускают его к ней жестокие обстоятельства и злые люди, которым нужно по-прежнему эксплуатировать его талант, – Ингела при этом искренне считала, что речь идет о таланте большого ученого. Он просто не имеет права сказать ей то, что ему безумно хочется сказать, что он просто должен сказать, но, наверное, все-таки не имеет такого морального права. Тролль расчетливо выждал, когда девушка кинется его убеждать в обратном, умолять его все-таки сказать ей эти сокровенные слова, которые он так боится произнести вслух. И Ингела тут же принялась его убеждать именно в этом. При этом она подалась вперед, сидя совсем рядом с ним, и тролль автоматически отметил, насколько соблазнительно выступает из выреза платья ее грудь, и успел подумать, что при успешном развитии ситуации приятное можно будет удачно сочетать с полезным. А Ингела все продолжала его убеждать в том, что ей он может сказать все, что так наболело у него на душе. То, что он так боится сказать, а всем присутствующим было уже понятно к тому моменту, что именно он хочет сказать. Что Ингела – как раз Ингела, а не какая-нибудь другая женщина – стала той, без которой он, может, и мог бы жить дальше, но ему не хочется. Что Ингела совершенно неожиданно стала для него последним светом в окошке. Понятное дело, это его личная трагедия, и он ни в коей мере не хочет усложнять ей жизнь – ей, такой молодой, красивой, у которой все еще впереди, которая не несет с собой груз страшных ошибок, совершенных человеком в его преклонном возрасте. Она бы могла найти еще себе достойного сверстника, и он не вправе мешать ее счастью... Но разумеется, он не сдался сразу. Во-первых, в глазах Ингелы пока еще не появились первые слезы, а дрогнуть и начать сдаваться следовало только после этого. Во-вторых, весь спектакль терзаемого благородными сомнениями мужчины еще не был до конца отыгран. Следовало добиться истерических интонаций у девушки. Она должна была еще сказать ему, что он совершенно не понимает ее, если не хочет открыться до конца. Что она так и погибнет без счастья и любви, потому что только с ним для нее и возможны эти состояния. И что, в конце концов, он губит своим благородством не только себя, но также и ее. И вот тогда-то он и должен был как бы изумиться такому открытию, прозреть и, чуть пустив слезу, все-таки сказать сокровенные слова. Но никак не раньше. А Ингела пока еще не успела сказать всего, что положено ей было по его сценарию. «Не будем торопиться, это все отсутствие опыта», – прохладно заметил про себя тролль, ожидая, когда же наконец произойдет прогнозируемое извержение вулкана. Конечно, вскоре оно состоялось, в точном соответствии с прогнозом.

Покончив с первым актом и закрепив в сознании юной слушательницы, что она потенциально вполне могла бы составить его счастье, тролль убедился в том, что пройденный материал хорошо усвоен, и после краткого антракта с новой дозой виски перешел уже ко второму действию. К злым обстоятельствам. К тому, что судьба всегда складывается так, что когда счастье уже, казалось бы, совсем рядом с тобой, ты не можешь до него дотянуться. «Не дай Бог, девочка моя, тебе когда-нибудь убедиться в этом на собственном опыте...»

В этом месте тролль сделал классическую паузу. Он замолчал надолго, как бы борясь с внутренними переживаниями и напряженно прислушиваясь к голосу своей совести. Так, во всяком случае, думала Ингела. Она просто не могла еще знать, что сама категория совести у ее возлюбленного отсутствовала. На самом деле жестокий тролль прислушивался совсем к другому – к своему внутреннему голосу, который нашептывал ему, что вроде бы наступает подходящий момент для того, чтобы быстренько переспать с молодой смазливой домработницей, к тому же делу это обстоятельство никак не повредит, скорее – наоборот. Но надо с уважением отметить, что тролль оказался мудрее и тоньше своего внутреннего голоса, на который, несомненно, повлияло количество выпитого виски. Тролль прекрасно понимал, что сексуальная сцена сильно может повредить художественному замыслу и задачам его спектакля. Секс снизит планку пафоса и торжественности той личной трагедии, которая сейчас разыгрывалась на глазах у ошеломленной девушки. Так или иначе, он выдержал паузу ровно столько, сколько она должна была бы длиться по Станиславскому, и вновь перешел к делу.