Третья древняя, или И один в поле…

И он шагнул ей навстречу в прохладную купель пруда. Он почувствовал, как холодные щупальца спрута железным кольцом сжали его грудь, и он вынужден был задержать дыхание, боясь спровоцировать взрыва сердца, но уже было поздно. Он ощутил в груди хлопок и резкую боль, успел подумать, что это конец и, раскинув руки, с увеличивающейся скоростью, ввинчиваясь штопором, полетел в тёмную бесконечную трубу навстречу свету.

…Через минуту-другую вода сомкнулась над ним, и на голой поверхности осталось плавать оранжевое пятно полотенца.

Мёртвое молчание леса нарушали лишь дробный стук дятла да крик кукушки. Но скоро и их не стало слышно.

Чужие в городе

Слоняться по прекрасному Парижу в банальном

качестве туриста — это не только глупость, это преступление.

М. Бражелонов

Заходящее солнце медной вспышкой на мгновение озарило серые, обрамленные в холодную сталь окна высотного здания, но скоро его слабые лучи стали один за другим, снизу вверх, гаснуть, как будто по стене размашисто прошелся старательный гигантский ластик-невидимка, оставивший после себя одни мертвые темно-свинцовые глазницы.

Над городом сразу стали опускаться сумерки.

В сквере повеяло сыростью, чувствовалось близкое дыхание остывшего моря. Он приподнял воротник плаща и зябко поежился. Часы на ратуше справа глухо пробили четверть девятого. Где-то сзади призывно зазвенел трамвай, по прилегающим улицам нескончаемым потоком двигались автомобили, со всех сторон слышалось мерное шуршание шин да изредка доносился сдержанный скрежет тормозов. Рабочий день давно кончился, но люди со своими хлопотами беспрестанно сновали по городу.

Наконец, сквер, в который он забрел отдохнуть после длинного и утомительного дня, стал быстро, словно по команде пустеть. Первыми поднялись со скамеек чистенькие, ухоженные и как-то благопристойно упакованные старички и старушки. За ними последовали чопорные, полные достоинства няньки, волочившие за собой, как на буксире, сердитых и раскормленных детей, которые до смерти устали от их бесконечных нотаций и назиданий. Последней сквер покинула молодая, отчаянно целующаяся парочка — они так и ушли, не разрывая сомкнувшихся уст и поддерживая друг друга своими телами.

Свежий ветерок ворвался на аллею, заметая под скамейки последние пожухшие листья и, словно ночной сторож перед закрытием парка, напоминая последним посетителям, что пора уходить.

…Он прибыл в эту северную столицу рано утром. Огромный многоэтажный паром, вместивший в свое чрево, кроме людей, автобусы, грузовики и легковые автомобили, доставил его в свободную гавань точно по расписанию. Он сошел на берег вместе с другими пассажирами, в основном туристами из Америки, без всякого таможенного и пограничного контроля, взял такси и попросил отвезти на Центральный вокзал. Там сдал чемодан в камеру хранения и приобрел билет на вечерний поезд. Впереди оставался целый день, и он решил посвятить его знакомству с городом. Это всегда было для него источником дополнительной энергии: радость открытия неизведанного органично сочеталась со служебной необходимостью, и он никогда не чувствовал при этом каких-либо неудобств.

Но в этом городе он сразу почувствовал себя иначе. Город странным опосредованным образом не принимал его, оставаясь чужим и холодным. Он осознал это не вдруг, но по мере того, как смешавшись с толпой туристов, бродил по залам королевского дворца, а потом блуждал по тесным улочкам Старого города, им все более овладевало ощущение неприкаянности, пустоты и тревоги. Было такое впечатление, что внутри поселился невидимый и коварный хищник, который исподволь, не причиняя физической боли, пожирал внутренности.

Когда он плотно перекусил в итальянской пиццерии «Quatro Staggioni» и потом пришел в этот скверик, чтобы перевести дух и разобраться в своих смутных ощущениях перед дальней дорогой, то окончательно понял, что дело не в городе, а в нем самом. Это открытие насторожило его в большей степени, чем если оно было вызвано посторонними причинами, например, обнаружением «хвоста»…

Вот то-то и странно, что с этой точки зрения все было спокойно. В первой стране своего маршрута, естественно, пришлось попотеть, чтобы как следует провериться и убедиться, что местная контрразведка к его персоне интереса не проявляет. Это внушало уверенность и в том, что в следующей стране шансы попасть в поле зрение спецслужб, по крайней мере, не увеличивались. Так оно и оказалось, и теперь можно было слегка расслабиться.

Но расслабление не наступало.