Я понял, что знаю ответ на дилемму Уина. Я бы купил Ли-такому-сякому новую коробку патронов.
В те дни всё было иначе. Новое здание пахло краской, свежей шпаклёвкой и оконной замазкой: ему ещё только предстояло приобрести свойственные старым бюрократическим гнёздам черты: жирные пятна в тех местах, куда поколения сонных клерков прислоняли бы свои головы и протёртый обувью линолеум, туалеты и раковины ещё не текли, не воняли и не были заляпаны бог знает чем, из швов ещё не выпала замазка, а лампочки пока не потускнели и не перегорали в самый нужный момент. Нет, от нового комплекса зданий пахло превосходно, веяло синхронностью с Камелотом и весь он символизировал окончательное и официальное оставление недавнего провала, залива Свиней, в прошлом. Всё было выдержано в бежевых тонах, полы устелены коврами, а в освещении использовалось чудо техники — лампы дневного света, заливавшие нас строгим и новомодно комфортным светом научной истины.
Выглянув из кристально чистых окон без малейших пятен, вы увидели бы кругом зелень деревьев вирджинского пригорода — водопады листвы, пышные и бескрайние. Насколько мне помнится, в Камелоте нечасто шёл дождь. Из части смотрящих на север окно можно было разглядеть ширь Потомака, а в солнечные дни, коих было большинство, водная гладь синела отражением неба над ней. Все эти деревья, прогулки, свежесть, спелость и зрелость, хорошее настроение и дух на высоте, живость, сила, энергия, напор и отвага служили идеальным фоном моего предательства в гнуснейшей, отвратительнейшей и успешнейшей разведывательной операции в истории как Земли, так и других планет.
Мне нужно было добыть запись и узнать, кем был Ли-какой-то, и сделать это было несложно. Спустя несколько дней, на следующей рабочей неделе я отправил Уину Стоддарду бессмысленную, но «СОВЕРШЕННО СЕКРЕТНУЮ. ТОЛЬКО ДЛЯ ЧТЕНИЯ» папку с пометкой на обложке, что требуется его вклад в намечавшийся проект. Не помню уже, что там было, однако же я знал, что даже с мелодраматической пометкой на обложке Уин всё равно засунет папку в ящик стола на несколько дней, пока наконец не уделит ей внимание. Подождав день и затем, идеально рассчитав время, я перехватил Уина по пути к лифту в четыре минуты шестого вечера среды. Из скорости его шага — я не шпионил за ним, нет! — было ясно, что он спешит.
— Уин, слушай… извини за беспокойство, но тот отчёт что я отправлял тебе— ты проглядел его?
— Пока нет, Хью, прости. То да сё… дела.
— Мне бы его в дело пустить. Отдай его мне, а я передам следующему в списке. Если Корд соберёт встречу насчёт него, я тебе всё изложу вкратце.
— Конечно, Хью. Первым делом завтра.
— Чёрт, мне его нужно человеку Уизенера передать сегодня…
— Ладно, я спешу… — он улыбнулся, пошарил в кармане и достал связку ключей. — Вот, маленький, открывает выдвижной ящик. Сам поройся, ключи отдай мне завтра. У меня коктейль с сенатором в армейско-флотском клубе, а я опаздываю уже.
— Молодчина, — сказал я и обменялся с ним одним секретом, который я в этом отчёте не раскрою — рукопожатием «Череп и кости».[159]
Как я и сказал — легче лёгкого. Безопасность в то время заключалась в жестяном выдвижном ящике с замком за двадцать два цента. Не было компьютеров, карт с магнитной полосой, следящих видеокамер — в наших бежевых коридорах ничто не напоминало о войне, нападении или разведке: в большом, сумбурном офисе могли бы работать страховщики, журналисты или служащие, выдающие автомобильные права. Шпионской атмосферы тут нет и не было. В докомпьютерную эру у нас даже электрических пишущих машинок не было: всё было на бумаге, и этим топливом мы кормили пламя холодной войны.
Уин, будучи старшим сотрудником, сидел в офисном кубике с тремя стенами, что облегчало и без того нехитрую задачу. Рядом слонялось лишь несколько коллег, не заинтересовавшихся моей знакомой фигурой, так что я открыл выдвижной ящик, нашёл свою папку и забрал её, после чего открыл ещё два ящика, во втором обретя то, что искал: «СОВЕРШЕННО СЕКРЕТНО. ТОЛЬКО ДЛЯ ЧТЕНИЯ»— гласил бессмысленный кривой штамп над названием «РАСПЕЧАТКИ\МЕХИКО\СОВЕТСКОЕ ПОСОЛЬСТВО» и ссылкой на исходную папку, RP\K-4556-113M. Я прикрыл документ своим собственным, запер всё как и было и вернулся к своему столу, засунув найденное в брифкейс для того, чтобы как следует изучить дома, но успев в первый раз увидеть имя, за короткий миг оставившее неизгладимый след в истории. ЛИ ХАРВИ ОСВАЛЬД.
Первое моё знакомство с ним, состоявшееся этой же ночью после того как мы позабавились с Пегги, уложили мальчиков спать и разошлись — она в boudoire,[160]
а я в кабинет— не было захватывающим. Скорее, оно стало отталкивающим. Я вчитался в распечатки беседы, записанной двадцать седьмого и двадцать восьмого сентября 1963 года в комнате 305 советского посольства в половине двенадцатого первого дня и в пятнадцать минут второго на следующий день.«КГБ: Зачем вам нужна виза?
ЛХО: Сэр, я не признаю капитализма и хочу, чтобы моя семья жила в обществе, ценящем учение Маркса и ведущем борьбу за дело рабочего класса.