Третий глаз

Применив прием футболиста, Павел сделал несколько широких, быстрых и бесшумных прыжков по звенящей траве, чтобы догнать уходящих от него собеседников и не обнаружить себя.

Ухо его вычленило из обрывков фраз свою фамилию, по какому-то поводу упомянутую, и это опять подстегнуло его подозрение: «Физинструктор заметил меня в кустах!» Павел теперь уже преследовал их, как охотник преследует зверя. Воспитательница заливалась язвительным смехом, коростель в траве вторил ей монотонными воплями.

— Каждое дерево — оркестр, каждый человек — биоизлучатель волн. Настройся, и ты услышишь волны, исходящие от того, кого ты хочешь слышать… Забудь слова, слушая информативные волны… Ты — приемник…

— Не хочу, Зот…

«Он домогается от нее чего-то». Павел ничего уже не слышал, ревность терзала его, напрягала его мускулы. Хотелось грубо окликнуть их и, приказом отняв, увести Дашу от беспардонного болтуна. «Они обнимаются?» Азарт охотника не только подталкивал его вперед, но и помогал оставаться благоразумным. Митрофанов был спортсменом, таким, с которым Павлу при соблюдении правил, конечно, не сладить. Оставаясь на почтительной дистанции, Павел шел, стараясь не шуметь галькой, поругивая гадателя-ведуна, досадовал на бездельника, гуляющего беззаботно по берегу с красивой женщиной.

«У меня нет столько времени на ухаживания», — думал он, высматривая уходящих из-за верхушек полыни.

И вдруг незнакомый внутренний голос спросил Павла: «Зачем тебе эта погоня?» — «Что за глупость! — возмущенно ответил себе Павел. — Я не привык отступать!» И тогда внутренний голос заговорил напряженно, он говорил без слов, мысли мчались стремительно, и смысл их был таков: «Зачем тебе Даша? Замужняя женщина!» — «Мною управляет сокровенная формула, которой я подчинил свою жизнь: власть, удача, любовь!» — «Эта формула доставляет тебе радость?» — «Мое самолюбие вознаграждалось взлетом рук на собрании: мне отдавали голоса, меня признавали комсомольским вожаком факультета, института, Сеня Заварухин всегда был в тени, а я искал власти, удача сама шла в руки…» — «Но о Даше ты ничего не знаешь; тебя гонит бессознательное упрямство: вообразил себя влюбленным подростком и действуешь глупо, вопреки рассудку. Оставь Дашу!»

Тут мысли прервались. Павел поспешил за тенями Зота и Даши, подбадривая себя, шел, пригибаясь за кустами. Он уже начал уставать, сказывалась работа без — физических нагрузок — футбол бросил четыре года назад. Покалывало в области сердца. Пошаливает… К сорока годам брюхо, поди, вздуется пузырем, коленок своих не увидишь и пожалеешь, что упустил Дашу…

Он гнался из-за злости на Зота. Да и на Дашу тоже: предпочла ему, Павлу, вислоухого физинструктора! Может, она такого поведения? После коварства Злато-гривки никому из женщин верить нельзя. Разве что Гончевой…

Перешагнув невысокое прясло, провалился в мякоть взрыхленного картофельного надела. Сбегая с пригорка к берегу, осмотрелся. Укрытый туманом, дыша сыростью реки, пробрался в кустарник. Мост маячил тяжелым пролетом, выводя шоссе из города к железнодорожной ветке на том берегу, по нему прогромыхивали нечастые в такое время грузовики. Тени гуляющих выявились у воды, недалеко от бетонного устоя моста.

«Целуются они или нет?» — подавлял в себя недоброе, болезненное любопытство. Затаился в кустах, вслушиваясь во всплески волн и скрип коростеля. Словно из эфира на особой волне ухо выловило бойкую речь. «Не целуются!» — облегченно вздохнул. А о чем беседуют, не различить. Митрофанов подымался вверх по склону, за ним — Даша. Следом из-за ветвей вышел и Павел, но оступился в яму, с шумом свалился с обрыва метра на два глубиной. «Заманят, как мамонта, в ловушку», — выругался, отрезвляясь. Брюки были мокрыми и вымазаны глиной. Отступиться от погони не мог, старался не терять из виду фигуры, поотстал от них.

А те гуляли, видимо, не впервые. Они пересекли пустырь вдоль автомагистрали, опять вышли на немощеную ухабистую дорогу, в проулок старого города. «Мне с вами не по пути», — пошутил Павел над собою, но двинулся влево за угол дома, стараясь не стучать подошвами. Брюки до колен набрякли от росы. Пробежав возле темной, с неосвещенными окнами стены, приблизился к собеседникам настолько, что стал опять улавливать отдельные фразы. Силуэты уходящих нырнули под арку между двух домов, сомкнувшихся высокими стенами. И он заторопился, почти бегом обогнул корпус здания. Физинструктор держал женщину за руки. Долго держал. Рог месяца светил довольно ярко. При голубоватом освещении четко выпирала бородка парня.

«Так, ясненько, любовь еще без поцелуев, и она боится выводить его на освещенную площадку двора». Треугольная фигура физкультурника удалялась; Павел шагнул наперерез Даше. Она пискнула от неожиданности, сразу узнала его. Он взял ее легонько за оба плеча, приблизил к себе и заглянул в затененные глаза. Подбородком ощутил влажность ее волос, руками — упрямство плеч. Сильнее прижал к груди и поцеловал в щеку, а потом еще в нос и в губы, куда уж получилось. Совсем маленькая, она едва доставала ему до подбородка.