— Преследуете его вместе с мужем, сам Павел Николаевич говорил. — Галина отвернулась к окну, в которое хлестал откуда-то взявшийся дождь, и струи, извиваясь, сбегали по стеклам, просачиваясь в щели, увеличивая лужицу на подоконнике. Покрутив перед глазами вороны часиками на запястье, утерев шершавым пальцем слезу на вороньей щеке, Галка строго сказала: — Не реви! Не поверят! Нас награждали, и мы с поварихой подвалили к Павлу Николаевичу. Он сам объявил, что ты, ворона, его преследуешь.
— Это Лука его преследует, мой муж! — задохнулась от возмущения ворона.
— Зря не каркай! — Галка крепкими, цепкими руками обняла плечи вороны. — Улетай куда-нибудь. Вон Женя-повариха беременна от Кваши, она ни от кого не скрывает левой любви, уволилась и устроилась в городское кафе. Она в своем наряде ходит, а ты в чужом. Предупреждала же я тебя, не рисуй карикатуру на Ухватова, засудят его… Теперь его арестовали, и бетонщицы будут смеяться над твоим опереньем, пока не привыкнут. Хорошо, что здесь нет Ванды… Ты забыла ее? Она в больнице. Ходили они с Дрыгиной в мехколонну, помнишь? Катерине хоть бы хны, а Селедкина простудилась, у нее воспаление легких.
«Так я все-таки ворона». Оставшись одна в коридоре, Даша принялась обчищать и общипывать перья. Конечно, никакими платьями этого не скрыть! Вышла на улицу, а тучи обложили город. Лил косой дождь. Силуэты зданий едва просматривались. Дождь долбил частыми струями комья глины на ухабистой осклизлой дороге; по уклонам, извиваясь, бежали потоки. Ворона летела по каменному коридору улицы между мокрых корпусов зданий, под нею, внизу, плелись полуреальные силуэты прохожих, затененных зонтами. Колеса машин окатывали брызгами плащи и ноги бегущих людей. Вороне это не угрожало. Но лететь было тяжело: порывы ветра меняли наклон крыла, того и гляди швырнет к земле и шмякнет об асфальт. Взмахивая крыльями чаще, регулируя полет хвостом, все-таки добрались до здания кафе. Кирпичный корпус, а сбоку стеклянная пристройка. Села на край железного ящика для мусора, посидела, вспорхнула и осторожно влетела в черный проем двери. Это был черный ход. В коридоре толкались грузчики в спецовках, они удивились, что ворона залетела к ним, спасаясь от дождя, и не стали ее прогонять. А ворона, зорко наблюдая за всеми, обнаружила дверь в кухню и, как только она растворилась, промчалась туда, там увидела Женю-повариху в белом, с темными отметинами жира халате. Та оглянулась на карканье, подбежала к вороне, бодрая, полногрудая, распаренная жарой, обдала ворону смесью запахов тушеного мяса, жареного лука, острой подливки и еще чего-то.
— Кыш! — закричал кто-то на кухне. А Женя протянула вороне руки, показала жестом, чтобы она садилась на спинку стула возле стола, потом поманила в другую комнату, где за застланным белой скатертью столиком курили две молоденькие официанточки в кружевных чепцах. Ворона села с грязными лапами прямо на белоснежную скатерть.
— Что с тобой? — притворно беспокоилась Женя. — Поедим, согреешься. — Она осмотрела ворону, погладила по перьям, удивляясь, какие бывают с людьми превращения.
По знаку поварихи на столе, как на сказочной самобранке, возникли тарелки с душистым мясом, чашечка кофе, мягкий хлеб. А вороне есть не хочется. Узнать бы только, как отзывался о ней вчера Павел Николаевич. Хихикая, Женя опять подмигнула официанточке — и на стол поставили стакан со сметаной.
Женя осторожно дотронулась до вороньей лапы:
— Ложечку тебе дать или будешь совать клюв в стакан? — спросила она.
Ворона обмакнула нос прямо в стакан, высоко подняла голову, проливая сметану в горло, негромко каркнула: «Хорошо!»
— А слыхала? — сотрясаясь грудью от разбиравшего ее смеха, заговорила Женя. — Зот вошел к девчатам в комнату, попросил напиться, а ему, дескать, пей в стакане на подоконнике. Он хоп — и сглотнул. А то женское молоко, для младенца сцеженное. Вот тебе и экстрасенс!
Вороне это совсем неинтересно. Ее раздражает, что она окружена черепушками, шкварками и веселым смехом. «Карр!» — сказала она строго.
Чего карр? — не поняла Женя и опять прыснула. — Послушай… — Женя не могла сдержать душившего ее смеха и, запрокинув голову, раскатисто захохотала, — Дрыгина требует с Зота алименты! — наконец выговорила, переводя дух.
— Карр, — ответила ворона.
— Истина! Клянусь тебе, истина! Она уже в народный суд заявление по почте послала. Если Зот не женится на ней, то принудит его платить на ребенка. Катю знаешь! Она не оборотень! Она такая и есть, как есть. Видела бы ты, как она на реке охмуряла его! Он девчат плавать учил, а Катя кричит: «Тону! Тону!» Зот бросился на помощь, Катя вскакивает — воды ей по пояс, а сама без купальника…
— Карр, — неодобрительно ответила ворона.
— Чего заладила: карр да карр! — Повариха утерла вороне нос бумажной салфеткой. — А я-то думала, ты из другого теста, не такая, как мы… Лапы грязные, перья мокрые…
— Не горюй, ворона! С мужиками ухо держи востро! Учись у Сонечки Бородай: через Пашку жениха в начальники провела. А Пашка-то, ха-ха! Робот! Слыхала?
Ворона мотала головой.