Тут сон совсем сморил ворону… Ей снился иной мир и другой мужчина. Она видела себя студенткой музыкального училища, стояла возле рояля, а за ним сидел ее педагог — невысокий, плотный юноша с голубыми глазами. Он был на несколько лет старше Даши, уже окончил Ленинградскую консерваторию и приехал в Красногорск преподавать… Не скрывая своей влюбленности в Дашу, педагог, аккомпанируя на рояле, задушевно пел ей романсы. Это были чудесные минуты… И вот педагог заговорил о великом артисте Николае Константиновиче. «Кто такой Николай Константинович? Дашенька, ты не знаешь Николая Константиновича?.. Это был прекрасный оперный певец! Ты о нем не слыхала? Однажды певец исполнял партию Германна в «Пиковой даме» Чайковского, и в сцене, где офицер Германн, убив старуху, помутился в разуме, он запел так, как никогда и никто не мог раньше… Друзья, находившиеся в ложах, испугались за психическое состояние артиста, им показалось, что он помутился в рассудке. Он же, Николай Константинович, высокий, красивый, закончив партию, щедро улыбался… Он утаил тогда от всех свою страшную по эмоциональному воздействию находку. Работая над ролью безумца, певец ходил в дом умалишенных, наблюдал за поведением больных и уловил тончайшую особенность в их поступках: жесты и мимика у больных не совпадают с логикой слов. Этот разлад, заключив в пластическую форму, артист вынес на сцену для публики. Зал неистовствовал, не понимая тайны эффекта».
Закончив рассказ об артисте, преподаватель вышел из-за рояля и приблизился к Даше. «Будь моей женой», — сказал он ей. Все, что Даша испытала несколько лет назад, повторилось теперь во сне, только в еще более ярких красках… Звучала волшебная музыка… Преподаватель протягивал руки… «Игра — это не только техника. Люди знают слова, но не всякого хочется слушать. Я сделаю тебя первоклассной пианисткой… Ты хочешь этого?» — «А где же великий артист?» — спросила Даша. «В годы войны он оказался на территории, занятой немцами… Гитлеровцы наступали на Ленинград и артиста застали на даче… И он согласился петь за кусок хлеба в рижской опере…» — «Ах, он предатель!» — воскликнула Даша. Педагог шутливо ловил ладони Даши, она сердито отталкивала его руки. Он рассказывал, как Николай Константинович вернулся из Риги в освобожденный Ленинград, как его арестовали и как он работал банщиком в северном городе, потом опять пел на какой-то провинциальной сцене… «Предатель, предатель», — шептала Даша, вырываясь из рук педагога. «Талант артиста угасал, жена и сын погибли». — «Предатель, так ему и надо!» — шептала Даша во сне.
Открыв глаза, она опять услышала горячую речь Сергея Афанасьевича:
— Об отъезде, брат Лука, не хлопочи, погода нелетная, я тебе самолет под окошко подкачу!
Глянула на часы — уже утро. Вышла из спальни. Муж в майке расхаживал по комнате, сжимая и разжимая кулаки, лицо серое, щетинистое, глаза безумные. Сергей Афанасьевич лежит на шкуре в пиджаке и сапогах. В распахнутую балконную дверь пробиваются ветер и шум дождя.
Кваша проворно поднялся с пола, ключи или мелочь зазвенели в карманах, он подвалился к телефонному аппарату, быстро манипулируя пальцами, набрал на диске цифры.
— Алле! Совет спортивных обществ… Это чья квартира? Ага! Ты знаешь физинструктора комитета профсоюза железнодорожников… да, да, Митрофанова!
По-хозяйски обсуждая с кем-то, как отыскать инструктора по физкультуре, Кваша дал адрес квартиры Ивушкина, говоря, что Зота ждут здесь безотлагательно. Ворона не верила своим ушам: тут готовилась какая-то расправа над Стрелецким, привлекался Зот… Но не мог он быть соучастником! Усевшись на медвежью шкуру, Кваша опять сучил ногами и, выпячивая живот, весело звал предполагаемого Зота: «Иди сюда, сын мой!» Выскочивший из спальни Димка, увидев веселого Квашу, смеялся.
Пропел мелодичный сигнал дверного звонка; Лука пошел отворять дверь, и ворона увидела: в прихожую шагнула знакомая фигура в мокрой курточке и сапогах — такой же огромный, как муж, только совсем белесый Зот. Он остановился там, где прихожая заканчивается и дверь открывает комнату. Смешанные чувства, как шквал звуков, обрушились на ворону, она не знала, что сказать физинструктору, желая предупредить его о цели мужчин использовать доверчивость Зота и боясь их расправы, ей хотелось повиниться во всем, крикнуть Митрофанову: «Ты видишь, кем я стала? Я доверилась своим чувствам и Павлу. Я ошиблась…»
— Проходи, проходи, друг! — Кваша указал жестом вошедшему на диван, сам сделал знак Луке, чтобы тот орудовал на кухне. — Догадываешься, зачем тебя пригласили?
Митрофанов стоял невозмутимый, как всегда свежий, розовый, на его белых волосах, бровях и бородке поблескивали капли дождя.
— Вот он, будущий первопроходец! — Кваша указал на голозадого Димку, который возился с игрушкой на полу. — Его нельзя оставить без папы и без мамы! А робот сделал женщину вороной.
— Сергей Афанасьевич! — не выдержала ворона. — Зачем вы издеваетесь надо мной!
— Помолчи, ворона! — прогудел из кухни Лука. — Иди в спальню…