Третий круг рая

Она пропустила нас, но сама порог не перешагнула. Я вошла во двор первой. Калитка захлопнулась за спиной майора, он, обогнав меня, уверенно направился по выложенной красным кирпичом дорожке к небольшому домику.

Я замерла. Мне казалось, я была здесь не раз. Только почему-то не помнила этого домишки. В памяти рисовался образ двухэтажного белого кирпичного дома с башенками над водосточными трубами и высоким крыльцом под металлическим козырьком. Низкий заборчик из прутьев огораживал большую овальную клумбу – розарий. Сразу за ней, у самого забора росла сосенка…

Я закрыла глаза – картинка растаяла, уступив место зловещему зрелищу – остаткам строения с пустым оконным и дверным проемами и обвалившейся крышей. Я почувствовала сильный запах гари, заставивший меня инстинктивно зажать двумя пальцами нос.

Из ступора вывел окликнувший меня Сотник:

– Что вы там замерли, Ляна Шандоровна? Вновь пребываете в параллельной реальности или в прошлом? Все-таки хотелось бы знать, как у вас это получается? – С откровенной завистью в голосе он задал вопрос, на который у меня ответа не было.

Я еще раз оглянулась на то место, где когда-то были розы, – клумба заросла травой.

С моим зрением узнать женщину на крыльце я никак не могла – расплывчатый силуэт не давал представления даже о возрасте. А очки остались на передней панели машины. Но я ее узнала. Мы были одной крови – это точно. «Не может быть! Люба – сестра баро, воспитывавшая вместе с ним моего отца. Она осиротевшему мальчику Шандору в лучшем случае дальняя родня. А мне кажется, что…» – успела подумать я. Дальше все происходило как во сне. Мы шли навстречу друг другу, вытянув вперед руки. Неведомая сила тянула меня к женщине, словно в тепло дома после прогулки по морозному воздуху. Казалось, я открою сейчас дверь… и мне будут рады, как никому другому. Сильные худые руки опустились мне на плечи, женщина прижала на миг меня к себе и тут же, отодвинув, посмотрела на меня долгим взглядом.

– Ту мири чаюри, – со слезами на глазах произнесла она.

– Мами, – неожиданно для себя ответила я по-цыгански и заплакала…

Я пила маленькими глотками крепкий травяной чай, Сотник же, который не стал отказываться от обеда, доедал вторую порцию томатного супа. А я не смогла проглотить ни ложки, таким острым тот мне показался. Люба улыбалась, глядя на меня то ласково, то с жалостью. Жалость ее была мне непонятна, хотелось задать один вопрос – что со мной не так? Но мешал Сотник. А тот вроде бы наслаждался едой, но я чувствовала, как он напряжен. Майор чего-то ждал, словно затаившийся дикий зверь, подстерегающий будущий завтрак. Хотелось сказать: «Не дождешься!» – и выгнать вон, но было бы глупо отказываться от его помощи. А в том, что она мне понадобится, я была уверена.

Да, отношение к Сотнику за последние сутки изменилось в лучшую сторону. Я даже могла сказать, что Михаил Юрьевич мне нравился, но до конца доверять ему я была не готова. Как не была готова услышать правду об отце. Пусть я запомнила его спившимся, с изменившимся до неузнаваемости от пьянства лицом, но… кровь не водица? Да… К моему стойкому отвращению к родителю примешивалось чувство потери, ощущение сиротства и беспомощности, которые наступили после его смерти. Все-таки он дал мне, дочери, много больше, чем мама, которую я в детстве видела не дольше пары часов перед сном. Кстати, до сих пор не понимаю, почему она возвращалась со службы на дачу всегда позже остальных. Не думаю, что ее присутствие в архиве в неурочное время было так уж необходимо начальству.

Я смотрела на иконы, щекой ощущая взгляд Любы. «Пусть начнет разговор первой. Я пока не знаю, о чем спрашивать», – решила я, поворачиваясь к Сотнику.

– Ляна, ты, наверное, хочешь знать все об отце? – Люба дотронулась до моей руки. – Наверное, он о себе рассказывал мало? Или совсем ничего не говорил?

– Очень мало. Только то, что погибли родители и его взяли родственники. Я только вчера узнала, что это были баро и вы, его сестра. Могу я называть вас бабушкой?

– Называй, детка. И давай на «ты». На самом деле я прабабушка тебе, отец твой – мой родной внук. Но об этом мало кто знает. И Тамаш Бадони мне не брат. Он встретил меня, беременную, на дороге, мне было тогда всего четырнадцать лет. Худая девчонка с большим животом… Твоего деда, отца Шандора, я родила у Бадони дома. Семья старого баро приняла меня как дальнюю родственницу, сироту. Если и сомневался кто, были вынуждены поверить.

– От кого ты была беременна?

– От русского парня. Любили мы друг друга очень. Братья мои, когда узнали, забили Степу до смерти, я сбежала из дома и какое-то время скрывалась в русском селе у пожалевшей меня одинокой женщины. Но рожать у нее я побоялась. Да и видела, как страшно ей. Я знала, что за озером есть оседлые цыгане, поэтому пошла к ним.

– И родственники тебя не искали?

– Табор на тот момент стоял у Агатового озера. Я, убегая, забросила свою шаль в камыши, чтобы подумали, что утопилась с горя. Так, наверное, и вышло. В тот же день, как убили Степана, наши ушли из этих мест.