– Которому никак не хочется, чтобы его участие в этом деле было раскрыто. Пока он был уверен, что папка лежит где-то в недрах архива, был спокоен. Но откуда ему стало известно, что та похищена моей матерью? Кто его просветил? Не могу никак связать одновременно этого третьего с Юдиным и своим отцом! Допустим, лодочник – из общего прошлого бабушки, Зулича и Юдина. Отец к этому прошлому – никаким боком. Знал при жизни лишь Софью Марковну, был ею нелюбим и неуважаем. Впрочем, на ее мнение ему было всегда наплевать. Зулича, понятно, знать не мог, а Юдина? Где они могли пересечься и, главное, когда?
– Только в день смерти твоего отца в поселке, – уверенно ответил Сотник. – Значит, накануне Юдин, припрятав золото, остался ночевать. И, похоже, не на одну ночь.
– Что его вообще понесло туда?! В городе была комната в коммуналке, работа… Ностальгия замучила?! – воскликнул Георг в отчаянии.
– Не исключаю, – перебил Сотник.
– А на следующий день, встретившись с моим папочкой, возможно, выпив с ним…
– Отец не пил! Ни капли!
– Хорошо. Пусть просто сидел рядом… А потом уехал золото сдавать? Вот так, ничего не опасаясь?
– Скорее всего, сдал знакомым. Чтобы не светиться в ломбардах и скупках, которые были позже проверены. Получив сумму в валюте, он принес ее тебе, Георг.
– Но сначала навестил семью своей бывшей возлюбленной, – встряла я.
– В смысле?! – удивился Георг. – Он приходил к твоей бабушке?
– Нет, ко мне. Но застал лишь Тату. Она рассказала, что я уехала на учебу в консерваторию Нижнего Новгорода. Со слов Таты, твой отец сильно расстроился. В руках он держал тяжелый сверток. Думаю, в его планы входило сначала облагодетельствовать внучку любимой им некогда женщины.
– Я стал сомневаться, нормальный ли у меня был отец. Какие-то бредовые порывы… Это любовь такая?
Я промолчала.
– Интересно, а православный крест Любы, который, выходит, все-таки был среди золотых украшений, Юдин тоже на лом сдал? – вернул нас к мотиву давнего преступления Сотник.
Глава 26
Все-таки я с Сотником на одной волне – я Любе звонила, имея в мыслях тот же вопрос.
– Я сейчас у Любы узнала, крестик совсем не маленький – кило двести весом, двенадцать бриллиантов по ноль и две десятых карата, крупный рубин, четыре помельче. Ну, и цепь с полкило. На лом сдавать – кощунство: изделие старинное, фамильное наследие.
– Ого! А общий вес золотых украшений известен?
– Люба утверждает, там было не меньше пяти килограммов, – ответил Сотник. – Но как она выразилась, ничего ценного, ширпотреб, но чистой пробы. Только несколько изделий представляли ювелирную ценность.
– В таком случае вес лома легко просчитать, – пожал плечами мой будущий муж. – Я помню, сколько американской валюты было в мешке. Сто пятьдесят шесть тысяч двести пятьдесят баксов. И курс тогдашний помню – тридцать два рубля за доллар. То есть в рублях – пять миллионов. Теперь смотрим, сколько стоил лом. – Георг взял в руки телефон. – Так… Курс ЦБ в августе двенадцатого в среднем тысяча шестьсот за грамм… Пусть отец сдал по тысяче, так как золото левое, неизвестного происхождения… Получается примерно пять кило! Крест папочка явно припрятал до лучших времен. С собой на Дальний Восток забрал?
– Не думаю: опасно через всю страну везти такую вещь. Скорее всего, крест он оставил в тайнике. И вероятнее всего – в поселке. И самое подходящее место – дом, в котором когда-то жил. Мне нужно сделать срочный звонок. – Сотник быстро вышел из комнаты.
– Мой отец – предатель, убийца и вор. Класс! И как с этим жить?!
Георг смотрел в сторону, сидя, как я уже успела заметить, в своей любимой позе – на стуле, расставив ноги и свесив руки между колен. Плечи поникли, словно придавленные огромной тяжестью. Жалости я не испытывала, просто «перетащив» на себя часть его горечи. В том, что переживает он искренне, без капли наигранного трагизма, я не сомневалась. Наконец он посмотрел на меня, но взгляд тут же перевел на возвратившегося Сотника.
– В ответ на мой запрос в ведомство пришел список дачников пятидесятых – семидесятых годов. Юдины занимали коттедж номер восемь. Смотрим на плане. – Майор показал нам экран смартфона.
– Крайний у леса… Да его не видно за деревьями совсем! Наш первый, у Громова – номер три… Когда мы с Павлом Андреевичем последний обход совершили, видели, что все дома заколочены накрепко.
– Когда это было?
– В прошлом году.
– Я еду в поселок. Вы оба со мной? – Сотник, не сомневаясь в нашем согласии, направился к выходу.
Я наблюдала, как Георг, соскочив с подножки «Хаммера», с удивлением и даже страхом озирается, словно вокруг него собрались призраки. Отчасти так и было – поселок выглядел зловеще и тишиной напоминал скорее кладбище, чем обжитую человеком территорию. Сквозь деревья и буйно разросшиеся кустарники просматривались почерневшие от времени и влаги стены дачных домов, двери и окна которых были крест-накрест забиты досками. И мой дом хотя и выглядел жилым, все же представлял собой не лучший образец коттеджа для загородного отдыха.