Третий пир

— Зачем? — она взглянула странно, «приходить в себя» явно не желая.

— Ты больна, — настойчиво продолжал Алеша, — и я спасу тебя. Смотри. — Зашел за ширму, где находилась железная кровать с тумбочкой, вынул из фарфоровой вазы белые розы, бросил их Поль на колени. Пока она занималась цветами, достал из буфета бокалы, из холодильника бутылку, открыл, налил и протянул ей золотистое играющее питье.

Во вчерашнем похмельном недоумении мать, кажется, не поверила, что ее троечник поступил в Московский университет (однако никаких истерик, держалась достойно — и детский кошмар, «призрак веревки», его несколько отпустил), не поверила до конца, но покуда Алеша ходил в домоуправление, достала где-то пятьдесят рублей ему в дорогу. Вечер он просидел на кладбище и уехал в ночь с определенными намерениями: впечатления от Черкасской, Троицкого и первого пира в саду своеобразно спутались, кружили головушку. Но вот старинные средства обольщения — шампанское и розы, составные детали плана — незаметно превращались в средства спасения. Впрочем, он не смог бы отказаться от страстной цели и спасти ее желал только для себя.

— За тебя! — сказал Алеша и залпом выпил шампанское.

— Ты думаешь, надо? — спросила Поль, он кивнул, она медленно выпила, он налил еще, в тревожном волнении наблюдая за ней, она опять послушно выпила, отдала ему бокал, откинулась на спинку дивана и сказала: — Знаешь, Алексей, а ведь Митя меня бросил.

И тотчас вскочила — розы упали на пол, — подошла к окну, назад к двери, опять к окну. («Нормальное дело, — отвечал Алеша мысленно, про себя. — Узнал про паучка и бросил».) Но, удивительно, облегчения не чувствовалось от сбывшейся мечты, лишь непонятная тоска, жалость и желание становились невыносимы. Поль продолжала ходить по комнате крупным резким шагом, он почему-то не мог смотреть ей в лицо, она спросила отрывисто:

— Который час?

— Час.

— Никита звонил в одиннадцать. Сейчас он говорит, а Митя…

— Да ну их всех! Делай все, чтоб тебе было легче.

— Все?.. Нет, нельзя, страшно. Нет, не страшно, а… нельзя. Вот если б случайно как-нибудь.

— О чем ты? — спросил он напряженно, вспомнив по какой-то бессознательной ассоциации, как закапывал веревку на помойке. — Ты эти штучки брось!

— Штучки? — она остановилась напротив него. — А что, собственно, ты возишься со мной?

Он наконец взглянул ей в лицо — обугленное!

— Я люблю тебя.

— Замолчи! — закричала она, как очнувшись от удара. — Не говори мне о любви.

— Нет, буду, — возразил он упрямо.

— Ты еще смеешь… — Поль взяла со стола сигарету, закурила и села с пепельницей на диван. — Зачем ты меня привел сюда?

Задала вопрос и тут же забыла обо всем в сосредоточенной муке. Жалкой настырной мушкой ощутил себя Алеша: от мушки небрежно отмахиваются, а могут и прибить ненароком — и не заметят. Он побледнел и отчеканил:

— Я хотел припугнуть и переспать с тобой.

Поль расхохоталась, кончиком плетеной сандалии поддела валявшуюся на полу пышную чистейшую розу на длинном стебле и выбросила ее на середину комнаты. Заметила с отвращением:

— Ну какой идиотизм. И ты всерьез рассчитывал на успех?

— Ты ужасно боялась мужа. Боялась! И потом: чем я хуже паучка?

На лице ее выразился ужас, вдруг запустила пальцы в волосы и потянула пряди, застонав. Уже и со стороны заметно было, как она дрожит. Алеша испугался.

— Поль, да что с тобой?

— Не подходи!

Он бросился за ширму, взял подушку и ватное одеяло, уложил ее на диван, снял сандалии и сел прямо на пол.

— Может, доктора, а?

Так же внезапно она успокоилась, спросила в раздумье:

— Не знаешь, какому доктору его игра сошла с рук?

— Полечка, переключись…

— Лиза сказала сегодня.

— Ее доктор преподает в МГУ. Ему все сойдет.

— Нет, она говорила о каком-то немце. Как ему удалось, как им всем…

— Так это Лизка сюда влезла? Ну дрянь, ну я с ней встречусь!

— Что, помешала твоим планам?

— У меня все равно ничего не вышло бы. Я еще на перекрестке как увидел тебя, подумал: не смогу.

Чем-то его слова заинтересовали Поль, она глядела пристально («Никогда! Никогда!»), голова его медленно начинала кружиться.

— Почему ты подумал «не смогу»?

— Не знаю. Я подумал: из-за таких женщин стреляются.

— Что за ерунда! Детские фантазии, глупейшие!

— Это у твоего мужа детские… Зачем он прячет парабеллум?

Она поднялась, села.

— Можешь сделать пустячное одолжение?

— Могу и не пустячное.

— Нет уж, тебе слишком дорого надо платить. Позвонишь одному человеку и скажешь, где я.

— Я этого не сделаю.

— В чем дело?

— Не сделаю.

— Ну, я сама… Тут есть телефон?

— Я тебя не пущу.

Она равнодушно пожала плечами, опять легла на диван, сжалась в комок под одеялом… Господи, что ж это такое?.. Как жалко!

— Поль, давай телефон. (Она не отвечала.) Ну пожалуйста. Я позвоню.

— Возьми в сумке записную книжку. Мстислав Матвеевич. Позвать Евгения Романовича.

Добравшись ощупью до телефона в коридоре, Алеша включил мутную лампочку на стене (сразу, как по команде, образовались соседские щели), набрал номер.

— Алло, — немедленно отозвался мужчина.

— Это Мстислав Матвеевич?

— Мстислав Матвеевич гуляет. Зачем он вам нужен?

— Мне, собственно, нужен Евгений Романович.